Сестры Строгалевы (сборник)
Шрифт:
В те далёкие времена тунгусы сплошь вели кочевую жизнь. Однажды дед и встретил в тайге молодую тунгуску, которая ему очень понравилась. Он и привёл её в свою землянку. Старики же были против женитьбы на дикой инородке, грозили проклясть деда, если он женится на ней. Тогда непокорный молодец покинул своих родственников и исчез в тайге вместе с молодой красивой тунгуской. Где он скитался с ней первое время, конечно, никто не знает. Но ведь жена была привычна к скитаниям. И может, жили они в охотничьих избушках или просто в курене. Однако когда появился у них ребёночек, маленькая семья объявилась в Строгалеве, и дед поселился в своей избе, которая пустовала. Вообще тунгуски некрасивы, но говорят, что бабка Клавдии Петровны была просто красавица, хотя и тонка в кости и мала ростом. Она-то и завела моду ходить по пятам мужа, нигде не оставлять его в одиночестве. И случись
Как бы там ни было, а на деревне осталось мнение, что бабка теперешних Строгалевых «страдала затмениями». Когда муж болел, она лечила его травами и день и ночь сидела над больным как полоумная, не отходя ни на шаг и не беря в рот ни крошки.
— Дикая в затмении, — говорили тогда деревенские.
И в одно из затмений она померла.
Уж были у них взрослые дети. Дед Строгалев уехал за пятьдесят километров зачем-то в Подкаменную. Должен был вернуться через сутки, но минуло двое суток, он не возвращался. И будто какая-то старуха шепнула «дикой» несколько страшных слов. Та вскочила на лошадь и ускакала в Подкаменную. Там она нашла мужа в избе рыбака. Самого рыбака дома не было. А деда она застала лежащим в постели вместе с белой женой его. С бабкой случилось затмение. Она и про лошадь забыла. Убежала в тайгу и на полпути к Строгалеву повесилась на сыромятном своём пояске…
Дед скончался уже после революции в тридцатые годы. От них осталось двое детей — сын и дочь. Сын уехал служить в Красную Армию. Дочь Вера была замужем и имела детей. Ольге было пять лет, а Клавдии два года. Великая Отечественная война прошла для девочек незаметно. В деревне не голодали. Имелась рыба, имелось мясо, было молоко, а хлебом служила картошка. Сразу же после войны появились здесь геологи. Где-то там, поближе к Тунгуске, вроде бы разыскали в земле олово, и поговаривали, будто и золото нашли. И в Строгалево однажды наехали геологи. В тайге лазили по оврагам, собирали куски породы. Пожилые сторонились пришлых людей. А детей отпугивали от них всякими страшными рассказами. То пустят слух, будто в какой-то деревне двое из приехавших увели в тайгу девчонку, высекли её там ремнями, привязали к стволу кедра и оставили на съедение комарам. Ещё: эти люди могут увезти кого угодно куда-то далеко-далеко и там посадить в тюрьму, огороженную колючей проволокой и обрытую глубокими канавами, заполненными водой. Всякую чепуху мололи старики, лишь бы отпугнуть молодых от чужих людей.
Геологи в то время даже в избах не жили, а только в палатках. И вдруг Ольга Строгалева сошлась с одним из геологов. Сама привела его от палатки через всю деревню к себе в избу, и стал он у них жить. Старики не выдержали подобного срама. Прокляли дочь и ушли в Беглово, забрав с собой Клавдию и младшую дочь Феню, которой шёл тогда восьмой годок. Но спустя зиму Клавдия сбежала из Беглова обратно в Строгалево.
… Родные дети Клавдии Петровны не от одного мужа, а от троих. Обычно, когда женщина рассказывает о своей неудачно сложившейся жизни, всегда она упомянет о виновнике или виновнице, положившей начало несчастью. В словах же и в тоне Клавдии Петровны не чувствуется жалобы на кого-то. Есть одна, и довольно странная, жалоба. Именно: беда вся в том, что она в молодости из-за красоты своей необычной долго не выходила замуж. Сидела в ней гордость от этой красоты. И всякий, кто ни сватался, получал отказ.
— Что и говорить, — рассказывала она, — красота виновата. Одному от неё счастье, а другому горе. Помню с молодости лет: кто ни зайдёт в избу, все говорят о моей красоте да про бабку вспоминают. Я эту бабку и во сне видела часто. Снилась она мне красавицей, одетой в какое-то одеяние особенное. Проснусь среди ночи и думаю о себе, что вот и я такая, и царица я, и всё тут. А на деревне вещали отцу: выйдет твоя Клавка за какого-нибудь начальника славного; не удержишь ты её в деревне. Отец-то злился от этаких слов, а у меня и сидело подобное в голове. Бывало, выбегу за деревню в тайгу, стану и стою слушаю. Вот сейчас выйдет молодец из-за деревьев и подойдёт ко мне. Застоюсь так, покуда жутко не сделается, и чуть живая бегу в избу. Как-то под какой-то праздник заявился сватать меня Васька Кутунин, наш деревенский парень. А я ему и скажи: «Добудешь триста соболей — пойду за тебя, а не добудешь — и не показывайся!» Отец, конечно,
Замуж вышла Клавдия Петровна — едва вернулась от матери к сестре в Строгалево. Однажды они приехали на телеге к Енисею. Там приплыла плавучая лавка-магазин, и сёстры хотели купить чего-нибудь из материи. День выдался солнечный, и ветра не было. Над тайгой летали неспокойные кедровки, и крики их будто предостерегали от какой-то опасности. Всю дорогу ехали сёстры молча. И Клавдия то и дело почему-то вздрагивала от криков кедровок, оглядываясь по сторонам. Вроде бы чего-то страшно. Когда подъехали они к Енисею, пароходик уже стоял у причала и на нём толпились люди. У самой воды сидела компания молодых парней. Оказалось, что вместе с магазином приплыла партия новых рабочих. Сёстры купили что понравилось, сходили в сторонку и искупались за кустами. Когда сели на телегу и тронулись в обратный путь, несколько парней попросили подвезти их в Строгалево. Сёстры согласились. Один из приехавших сидел рядом с Клавдией. Изредка отрывая глаза от своих загорелых босых ног, она поглядывала на соседа. Видела белые кудрявые волосы, прямой нос, насмешливые губы и голубые внимательные глаза, с удивлением разглядывавшие её. И она никак не могла строго и долго смотреть в эти глаза. А едва въехали в деревню, Клавдия спрыгнула с телеги и убежала в огород, где просидела в кустах картошки до вечера. Это был он. Откуда он взялся? Чей он? Ночью он приснился. Смеясь, бегал за ней по огороду, а она увёртывалась от его рук. Но потом, запыхавшись, добежала до избы, ветром взлетела по лестнице на чердак, забилась в тёмный угол, но не спаслась. Его сильные руки протянулись из темноты, вытащили её, легко приподняли и прижали к груди. Какая-то острая сладкая боль незнакомой судороги пронизала Клавдию, и она проснулась. В избе было душно. Ровно тикали ходики. В окно сочился свет предутренней зари. Она вышла на крыльцо и вдруг, вглядываясь в серый клубящийся туман, затянувший облаком улицу, увидела его. Он стоял на той стороне улицы прислонившись к изгороди и смотрел на неё.
Потом он подошёл к ней и смело обнял. Клавдии хотелось закричать. Но она не закричала и не вырывалась… Может, в Клавдии сидело что-то от бабки, предки которой всю жизнь кочевали? Или ей самой просто надоело сидеть в родной деревне? Но только она не выспрашивала у своего кудрявого избранника, будет ли он всё время в деревне. Ничего не хотела Клавдия выспрашивать. В деревне жить с ним — так в деревне. Нужно ему ехать на другое место, и она с ним поедет. Быть только с ним, и всё тут.
Ольга не вмешивалась в личную жизнь сестры. Она помнила своё замужество. Помнила, сколько слёз пролила, когда старики ушли в Беглово. Чтобы молодым свободнее чувствовать себя, Ольга со своим мужем перебралась к Силантьевне.
— Кедровики облезлые, — ругалась Ольга в адрес старух, ворчавших на деревне: «Не к добру это потянуло девок к чужим. Пропадёт Клавка!»
Жениха звали Николай. Смеясь, он согласился на свадьбу по-староверски. Документы его должны были вот-вот прийти откуда-то по почте, и тогда они съездят в совхоз и зарегистрируются. Два года прожили молодые хорошо. Клавдия Петровна родила мальчика и назвала его Васей. Ольга на ту пору всё никак не могла почему-то забеременеть и часто бегала с расспросами к своей меньшей сестре. Клавдия Петровна послала Ольгу в Беглово, чтобы она спросила родителей, не простят ли они, не хотят ли внучка посмотреть. Но Ольга отказывалась идти.
— Не пойду! — говорила она сердито, топая ногой. — Я из-за них слезами состарила себя на десять лет! И ты не ходи к этим зверям. Пусть сидят там.
Ольга радовалась на сестру и ждала, когда сама забеременеет и родит ребёночка. А под осень третьего года Николай исчез из деревни. Однажды отправился на пароходе в Енисейск по делам и не вернулся.
Начальник Николая жил в палатке, на пол-пути до Енисея. Клавдия сходила к нему и спросила о муже.
— Вы расписаны были? — спросил начальник, сидя на ящике от теодолита.
— Нет… Он ждал паспорта, и не успели ещё…
— Так… Ждал. Ну теперь жди. Много детей?
— Один. Мальчик.
— Ну это ещё ничего. Ты с кем живёшь?
— Одна. И сестра здесь в деревне.
— А старики?
— Они в другой деревне.
Начальник ничем не мог помочь этой лесной красавице; сплошь и рядом завербованные на определённый срок специалисты, отработав срок, уезжали, оставляя временных жён с детьми.
— Вот что, — советовал он, — давай приходи вместе с сестрой к нам работать. Заработки хорошие, а там, может, и вернётся твой Николай. Ты грамотная?