Сестры. Дом мертвеца
Шрифт:
Дина спросила про кота, почему имя какое-то собачье.
– Пес у нас издох, а на другой день кот откуда- то явился. Пришел и сел на пороге. Решили, пусть будет тоже Полкан, чтобы не путаться.
Дина принялась помогать старушке, выбирала из кучи полоски, разглаживала; потом снова скручивала, но орудовать так ловко, как Ангелина, у нее не получалось. Зато она красиво подбирала полоски по цвету друг к другу. Пришел Полкан, нагло улегся прямо на кучу тряпья и наблюдал за их работой. Неспешно водил головой за мелькающими тряпицами, глаза его хищно посверкивали. Старушка Дину нахваливала, иногда жалостливо поглаживала по голове, а еще сказала, что их бог послал в помощь. Чтобы труд был артельный. Дина задумалась: ей припомнился архитектор Слава с коробочками, которые нужно было клеить с утра до ночи.
– А я слышала, как про Юру женщина в билетной кассе говорила, что он жулик, – сообщила Дина. – И еще он у Зины деньги взял и обещал через час вернуться и не вернулся.
– А Зинке так и надо, – вдруг разозлилась старушка, – Сама мошенник, аферистка. Весь район ей деньги должен. И гулящая она. К Юрке вон пристает со своей любовью. За мужем не глядит, он совсем у ей пропащий. Пьет насмерть. Она его и сгубила, шельма. Где это видано, чтобы баба на автомобиле, а мужик в огороде сиди?
Дина запуталась. Все разное говорят, и кто тут у них мошенник, не поймешь. Только Зину все равно было жалко. Она добрая. А про автомобиль, это старуха, наверное, из зависти, что сама не может водить. И при чем тут автомобиль? К делу вообще не относится.
– Так вы ж сами говорили, что Юра деньги зажиливает? – Дина решила вернуться к Юре.
– А и всякий бы так поступил. Он еще по-человечески жить дает. Вежливый человек, городской, культурный. А что проигрывает в карты, так кто ж без греха?
За работой и интересными разговорами незаметно прошло полдня. Ангелина сплела тугой круглый коврик и. начала дорожку. Дину она после обеда от работы освободила. Та побродила по дому, нашла несколько карандашных огрызков, тетрадь в клеточку и, спросив разрешения, села ее заполнять.
Письмо она написала маме. Про то, как она заблудилась в лесу, как попала на кладбище, где хозяйка кладбища считала всех похороненных живыми и с ними разговаривала, а теперь они со Светой поселилась со старушками, которые плетут коврики. Коврики стелют на пол, а продают их в магазине.
Пока Дина писала, ей представилась картинка: как мама приходит в магазин, покупает коврик, сплетенный Ангелиной, и находит там, спрятанную среди скрученных веревочек записку от своей дочери. То-то она удивится. Дине тотчас захотелось написать побольше записок, скрутить их в трубочки и позасовывать в коврики, но потом напали сомнения. Во-первых, она вспомнила архитектора Славу, который всякий раз принимался орать, когда она пыталась что-нибудь исправить или изменить в его птичнике. Например, цыплят нарисовать. Во-вторых, письма все-таки надежнее. Дина вздохнула и продолжила писать.
Длиннее всего получилось про кота Полкана. Дальше шли иллюстрации к тексту.
Она нарисовала кладбище и могилы с фотографиями. Мальчик на рисунке вышел почти таким же хорошеньким, как и на могиле. Пришла Света, заглянула в тетрадку, укоризненно покачала головой:
– Повеселее не можешь? Кота вон лучше нарисуй.
Вечно эта Светка. Какое ее дело, спрашивается? Подумаешь, устала баню топить. Дина тоже не бездельничала. Ангелина сама ее отпустила после обеда. Обидевшись, Дина принялась за второе письмо. Кому-то же надо было рассказать про Светку? Раскрыть глаза не ее поведение? Второе письмо было адресовано Семену Александровичу.
«Привет, – написала Дина и задумалась, как к нему обращаться. Решила, что никак. – Мы теперь живем у старушек в деревне Фоминки. Нас подобрал в поезде знакомый, зовут Юра. Туалет тут почти настоящий. Света меня не понимает и никого не понимает, поэтому на всех злится. Запрещает рисовать кладбище. Будет время, заезжайте в гости. У нас есть кот Полкан, курица живет прямо в доме, а еще Света истопила баню. Наконец-то будем хотя бы чистыми. Пока. Привет всем, кого увидите, особенно Арсению».
Потом Дина решила нарисовать пейзаж. Пейзаж изображал холм с домом Артемия. По холму к дому подбирался черный, похожий на гроб автомобиль, из которого торчало много голов и даже автомат. Где-то Дина уже видела похожую машину, но где? Она сдвинула брови, стараясь припомнить. Ну конечно! Как она забыла, ведь такой автомобиль увез Олю Яницкую. Вот в чем дело! Это те, что хотят ее украсть! Хорошо, что она тогда с Артемием не пошла и вообще в лесу заблудилась. За это время бандиты, наверное, устали ее караулить и уехали.
Надо будет найти конверты и попросить Юру, чтобы отправил письма. Если он, конечно, согласится. А если не согласится, то можно и самой опустить. Станция же близко, рассудила Дина. Ночью они совсем недолго шли до дома бабушек. А на станциях почтовый ящик всегда есть. Домашний адрес она знает, а Семену надо будет подписать: «деревня Крючково, Семену Александровичу, фамилию не знаю». Найдут, наверное, он же там один с таким именем.
Вечером Дину напугали. Когда чистые после бани девочки ложились спать, кто-то толкнулся в дверь и детским голосом заорал: «Пуст-и-и!» Старухи за стенкой заворчали, Степанида прошаркала к двери, а громкий крик повторился.
– Да не пущу я тебя, гадюка распроклятая! – крикнула Степанида в сенях. – Ишь, повадилась! Не зима еще!
В ответ детский голос страшно завозмущался, но слов было не разобрать, одни вопли. Дина села на кровати.
– Свет, а чего она? Почему не пускает?
– Так это же коза, – ответила Света. – Она нам спать не даст.
– Коза? – изумилась Дина. – Говорящая коза?
– Разговорчивая, – согласилась сонная Света.
Козу Маруську в дом так не пустили. Степанида выдворила ее на законное место. Но Дина после этого долго не могла заснуть, вертелась, нечаянно лягнула Свету и в конце концов сделала признание:
– Света, я Семену Александровичу письмо написала. Что мы не против, чтоб он нас навестил. А ты не против? А то я что-то засомневалась.
– Нет.
– Скучаешь по нему?
– Нет.
– А что тогда? Пусть приедет или не отправлять?
– Ну отправь, – Света вздохнула.
– Да-а, я отправлю, он приедет, а ты будешь нос задирать. Конечно, он же тебе дурак деревенский.
– Не в этом дело.
– А в чем?
– Нечестно как-то. Может быть, он и вправду влюбился... И что я ему скажу?