Сестры
Шрифт:
Отразилось ли удовольствие на лице Джули, когда она увидела его?
– Кого я вижу! Сам мистер Билли Бингэм. Вернулся из чертова Анджелеса. Не может без меня. Даже двадцать четыре часа не смог вытерпеть. Что случилось? Мир искусства оказался неинтересным? Карточка «Америкэн экспресс» оказалась недействительной? Вот уж не по моему распоряжению, если дело действительно в этом.
Ах уж это добродушие, вечное мнимое добродушие Джули.
– Зачем ты сделала это, Джули? Что ты имеешь против Джейн? Фотограф, делающая порнографические снимки.
Билли был слишком измотан и говорил скорее печально, чем озлобленно. Жизнь закалила его, а желания его были слишком сильными, чтобы впадать в морализаторство.
Круглые большие глаза Джули опасно сощурились.
– А-а, все ясно. Голубки соединились вновь. Значит, дело было вовсе не в открытии галереи. Условленное свидание, грязная, вонючая измена. Вот что это такое, – выплюнула она последние слова.
Билли с трудом сдерживался, чтобы не сорваться. Он не мог позволить делу лопнуть, пока у нее находятся его картины.
– Ты же знаешь, Джули, что ничего подобного не было. Джейн никогда бы не пошла на это, даже если бы я захотел. Мы встретились случайно. – Полуложь легко слетала с его языка, и он приблизился к своему обидчику. – Почему же ты пытаешься уничтожить ее? Что ты имеешь против нее, Джули?
По широкому лицу Джули пробежала темная судорога гнева.
– Не смей задавать мне вопросов! И ты отваживаешься стоять здесь, в моем доме, и задавать мне вопросы? Что ты о себе воображаешь, ты, ничтожная гнилушка? Ты здесь никто и ничто и запомни это раз и навсегда. Громадный круглый ноль. Слышишь? Ты существуешь, потому что я позволяю тебе существовать, и не по какой иной причине. Как только мне это расхочется, ты превратишься в ничто. Ты знаешь, что ты такое, Билли Бингэм? Ты мое извращение и будь любезен не забывать об этом. – Она уселась в постели, с силой швыряя в Билли оскорбительные слова, и от этого ее грудь сотрясалась.
– Я ухожу, Джули. Все кончено, – просто сказал он.
В мозгу Джули тревожно зазвонили колокола. Уходит? Билли Бингэм? Но ему никто не позволял этого. Это было против правил. Секунду-другую назад ему было позволено лишь пресмыкаться на полу у ее ног, да еще позавтракать с ней.
– Ха! Куда это ты пойдешь? У тебя ничего нет.
Билли сумел заметить, что она взволнована.
– Здесь у меня еще меньше, чем ничего, Джули, и поэтому я ухожу.
– Ты уходишь к Джейн.
Теперь в ее голосе звучала боль. Страшная обида, чего он не слышал раньше.
– Я просто ухожу, Джули.
– Ты вернешься. Они всегда пытались вернуться, ты же знаешь. Но я не пускала их назад. В тот момент, когда ты выйдешь за ворота, они захлопнутся за тобой – навсегда.
Не слеза ли блеснула у нее в глазах?
– Я переживу это.
– А что, Билли Бингэм, если я вдруг решу все-таки удержать тебя? Что, если я выпишу тебе чек на сто тысяч долларов? Тогда ты вернешься сюда, чтобы делать
«Заигрывает, кокетничает. И почему она не стала актрисой? – подумал Билли. – Какой размах, глубина. Сука!»
– Нет, я не вернусь, Джули. Даже если ты дашь мне сто тысяч долларов. – Он не стал сдерживаться и рассмеялся, говоря это. Нет, она восхитительна. Она потрясла его, эта неистовая женщина-гора, с моралью и бесстыдством дикой кошки.
Джули тоже рассмеялась. Их тайный сговор все еще действовал, потребность друг в друге не умерла. Он хочет сейчас уйти, чтобы искать зеленую траву на другой стороне холма, но он ее не найдет. Когда его мечты погибнут, а честолюбие будет уничтожено, он объявится здесь снова.
Билли почувствовал, что самый ответственный момент наступил. Кажется, пора. Она смеялась над ним, но и с ним. Она верила, что он вернется. Время пришло. Он задержал дыхание и выпалил:
– На днях я пришлю за своими картинами – если ты не возражаешь, чтобы я забрал их отсюда. – Теперь его жизнь была в ее руках.
– О Боже! А сразу их нельзя взять? Сама мысль о том, что эти чудовища наполняют мой дом, приводит меня в состояние ужаса. Но, боюсь, едва ли они влезут в «Мазерати». Ладно, пусть остаются на день-два. Но потом этот хлам выбросят.
Билли почувствовал, как обмякло все его тело. Хоть раз она упустила возможность действительно уничтожить его. А может быть, лишь приберегла свои козыри для следующего момента. Как ни странно, именно ее уверенность том, что его живопись – гадкая мазня, давала ей эти козыри. Для нее картины Билли были свидетельством его провала в мире искусства, что неизбежно должно возвратить его к ней. Для него же они символизировали его блестящее будущее. Даже одна из них уже спасла бы его.
– До свиданья, Джули.
– Да пошел ты к черту, неудачник. Все равно вернешься.
Но, когда дверь за ним захлопнулась, уверенность испарилась, и этого она не могла вынести. Однако боль ее была потоплена океаном гнева. Однажды ее уже покинул единственный человек, которого она когда-либо любила. Ее отец отвернулся от нее и выбрал ее мать… и Джейн. А теперь ее покидал Билли – игрушечный мальчик, наркотик, доставлявший радость и наслаждение. С ним она забывала свою боль – и опять причиной ее возобновившихся страданий была Джейн, ее сестра, от которой невозможно было избавиться. Всегда и всюду Джейн.
Она сжала руками виски и откинула голову. В ней клокотало, ее обжигало слишком хорошо знакомое ей чувство.
– Я так сильно ненавижу ее, Орландо, – прошептала она. – Ты можешь понять, что такое ненависть?
Орландо фыркнул.
– Но ведь с ней еще не покончено, не так ли, дорогуша? Мы даже еще не начали уничтожать ее. А Билли? Ну что он за дурак, верно, милый? Мы разрежем их на куски, их обоих, и дадим тебе на обед.
Ярость свела ей все внутренности, но она и не думала удерживать свои чувства внутри. «А-а-а-а-а-а!» – прокричала она на весь жестокий мир, который так помыкал ею. Рыжий кот ракетой взмыл к потолку, а шелковые простыни трещали и скручивались под ее корчащимся телом.