Сеть Антимира
Шрифт:
– Можем влиять на его намерения, – не очень понятно откликнулся Кисс.
– Что это значит? А запустить Ковчег сможете? Наверное, нет.
– Без Маяка это невозможно.
– А если Маяк снова будет установлен?
– В этом случае… – Кисс уставился на приборы, почесал родинку. – Мы, конечно же, очень долго думали над этим. Думали, экспериментировали. При жизни моего шефа и остальных так и не решили этот вопрос. Но за последние два года… Мне ведь больше нечем было заниматься, я очень много работал, и мне кажется, да, теперь я могу сгенерировать набор сигналов, который… –
– Я не очень понимаю вас, Вил, – признался Химик. – Но вы думаете, что сможете запустить Ковчег? А что вы знаете про его создателей, кто они? Вы должны были хоть что-то понять.
– Мало, – вздохнул Кисс. – Хотя, конечно же, кое-что выяснили. Мы называем их альфарами.
– Почему так?
– Мой босс это придумал, – по-английски Кисс говорил внятно, но не очень уверенно, медленно, пытаясь строить фразы с преувеличенной правильностью. – Альфары – от «альфа», первые. Вы знакомы с концепцией Эверетта?
– Ей же больше полувека. Естественно, знаком. Ваш босс – это кто? Научный руководитель?
– Начальник научного отделения «Биофарма». Так вот: Хью Эверетт, Древо Миров… да?
– Квантовая теория параллельных миров, – кивнул Химик. – Я предполагаю, что мы находимся в месте склейки двух ветвей.
– Да, и альфары, по мнению босса, населяли Стволовую реальность. Так он называл ее. Стволовая реальность. Ствол, от которого когда-то начали расходиться ветви. Про это можно говорить долго… Лучше прочесть.
Снова кинув взгляд на экран, где было видно, что Ведьмак с Робом и Барсом остановились на берегу и рассматривают понтонный мост, Химик спросил:
– Что прочесть?
Кисс поманил его, и когда он подошел, сказал:
– Электронная начинка корабля пронизывает всю его толщу. Или большую часть. Все это крайне необычно. Мы считаем, что начинка Ковчега основана на принципе магнитных монополей. То есть это, – он показал на мерцающую внутренность пульта, – не электроника, а…
– Магнитроника, – сказал Химик, уставившись на пульт в восхищении, будто верующий на икону, которая вдруг заговорила с ним. – Магнитный ток. И все эта, весь Ковчег – компьютер?
– Возможно, не весь. Но верхняя часть точно имеет магнитроннные внутренности, в которых постоянно гуляют клубки сигналов. Своеобразные облака возбуждения. Ковчег – это мозг. Огромный безличный мозг.
Химик покачал головой и провел по стене рукой в перчатке.
– Он точно безличный?
– Судя по многолетним показаниям приборов и косвенной информации, у Ковчега нет самоосознанности. Но в этом мозгу бродит огромное количество информации. Области возбуждения площадью в десятки кубических метров. Они разгораются и затухают, иногда сливаются и распадаются, иногда соединятся каналами. Двигаются, уходят куда-то в глубины, отражаются от каких-то областей и возвращаются, на ходу преображаясь. Все это – как гигантское облако рассеянных подсчетов.
Химик нахмурился, пытаясь сообразить, правильно ли он понял, правильно ли Вил Кисс использует слова неродного для обоих языка. Имеет ли это отношение к облачным
– Что еще вы сумели выяснить? Или нет, подождите, давайте я сформулирую… Мы оба исходим из концепции, что Мультиверсум имеет одиннадцать измерений, из которых десять пространственные и два темпоральные? И в этом суперпространстве плавают более простые пространства.
– Браны, – сказал Кисс. – В нашей бране три пространственных и одно временное измерение.
– Да, наша вселенная – это одна из таких бран, и тут есть принципиальный момент: мир-брана свернута, то есть замкнута сама на себя. Как струна, скрученная в кольцо. Я понимаю, Вил, что это очень примитивная аналогия. Ничто не может ее покинуть… кроме некоторых других струн-колечек, то есть частиц. К ним относятся, в том числе, гравитоны, кванты поля тяготения. Они могут выходить за пределы замкнутой браны нашей вселенной.
– И Ковчег, движущийся на излучении гравитонов, тоже. Мой покойный босс выдвинул идею, что у Ковчега гравитонный двигатель. Это не доказано, но и не опровергнуто.
– Хорошо, будем исходить из этого. Хотя тогда его работа должна приводить к изменению гравитации в данной области. Но… – Химик на несколько секунд задумался, – тяготение и есть искривление пространства-времени, значит, этим и можно объяснить Слепое Пятно? Итак, пусть будет гравитонный двигатель, который все это время работает, так сказать, вхолостую. Значит, по-вашему, эта пирамида может перемещаться между мир-бранами. Я принял это, окей! Но вы утверждаете, что нашу мир-брану Ковчег и создал. Вот, что мне кажется самым невероятным!
Вил Кисс смущенно развел руками, будто сам был виноват в этом вселенском недоразумении.
– Он выдул ее, как пузырь, из другой браны. Или, если использовать метафору не грозди пузырей, а Древа континуумов, то можно сказать, что Ковчег создал новую ветвь, отщепив ее от уже существующей. Нам удалось вычленить определенные параметры сигналов, регулярно проходящих по магнитронному мозгу, – Вил указал на прибор, стоящий в стороне от других. Это был высокий ящик из светлого пластика, со скошенной верхней панелью, усеянной кнопками, с квадратным зеленым экраном в центре. – Дешифровать часть из них. Смотрите.
Включенный прибор тихо гудел, после нажатия на несколько кнопок, гудение усилилось, а экран разгорелся. По нему побежала строчка букв. Химик склонился, шевеля губами.
– Это английский, – сказал он. – Очень примитивный.
– Да, в нашем «переводе» только глаголы и существительные. Прочтите. Я считаю, что перед нами аналог памяти. Воспоминания Ковчега. Вернее, малая часть колоссального массива его воспоминаний.
Химик не слышал, он уже читал. Вил Кисс потоптался рядом, отошел к другим приборам и начал проверять данные. Кое-какие показатели привлекли его, он перекинул несколько тумблеров, сдвинул движок магнитометра. Нахмурился, повернулся к другому прибору, проверил его показания и вдруг, поднеся кулак ко рту, укусил его. Забормотал на венгерском, метнулся к первому прибору и вывел на экран показания таймера. Появились цифры: