Сеть для игрушек
Шрифт:
– Почему ты думаешь, что тебе звонил именно мужчина?
– Ты… – Ее лицо оставалось по-прежнему бесстрастным. – Ты видел… Слана?
По ее заминке я понял, что она имеет в виду.
– Да, видел. Полицейские попросили меня опознать его тело. – Тут до меня наконец дошло, и у меня сразу сжалось все внутри. – Послушай, Лю, не забивай себе голову всякой мистикой. Слана действительно больше нет и не будет.
Она странно взглянула на меня.
– Может быть, ты голоден, Рик?
– Нет, – соврал я. – Не хочу… Ничего не
– Ты не стесняйся, я сейчас быстренько что-нибудь подогрею…
Я почувствовал, что становлюсь белым как мел.
– Мне пора, – сказал я. Слова вытекали из меня так, как течет кровь из ножевой раны. Словно это мне перерезали горло, а не Слану.
Она вскочила, подошла к окну и распахнула его настежь. В комнату ворвался теплый ночной ветер. Помедлив, она стянула с себя через голову кофточку и швырнула ее на кресло. Теперь на ней был только полупрозрачный бюстгальтер.
– У меня сегодня был жаркий день, – произнесла она, не поворачиваясь ко мне, все тем же неестественным голосом.
Я взглянул на часы. Было уже около двенадцати.
– Лю, что я могу сделать? – спросил я, почти не соображая, что говорю. На языке у меня вертелось совсем другое – «Кому ты сказала, что Слан живет у меня?».
– Почему ты считаешь, что тебе нужно что-то делать?
Я быстро взглянул на нее и перевел взгляд на свой стакан. Он был уже почти пуст, и я уже не мог больше пить, но мне, как никогда раньше, сейчас хотелось напиться до посинения.
– Ты знала, чем Слан занимался в последнее время? – спросил я, уставившись в пол, чтобы не видеть ни ее, ни этого безжалостного стереовизора.
Она повернулась наконец ко мне. Бюстгальтер соблазнительно обрисовывал ее остроконечные груди.
– А ты, Рик? Ты знал?
– Слан что-то говорил мне, – солгал я. – Будто бы он сочиняет одну поэму…
Она усмехнулась.
– Жаль, что Катька уже спит, – сказала она. – А то я попросила бы ее рассказать тебе стишок, который он ей как-то сочинил. Там говорится про одного злого гения, который заменил на небе все звезды на спутники, и тогда все люди превратились в стереовизоры…
Я все-таки решился.
– Послушай, Лю, – начал я, – ты…
Но она перебила меня, словно читала мои мысли.
– Да, – сказала она очень просто и без тени смущения. – Это я…
– Что – ты? – невольно переспросил я, хотя всего меня уже обдало холодом предугадывания того, что она скажет дальше.
Зазвонил визор.
Люция подбежала к аппарату, стоявшему на специальной подставке в углу и спросила: «Кто это?». Помолчала и опять: «Алло, я ничего не слышу».
Я поднялся и решительно пересек комнату. Экран был мутным, а в динамике шуршали непонятные звуки. Как будто кто-то с усилием дышал в микрофон.
– Слан? – не своим голосом осведомился я. – Это ты?
Никто не ответил и на этот раз, но по моей коже побежали мурашки.
– Слан, – повторил я.
Из динамика ударила пулеметная очередь коротких гудков.
Я утопилклавишу прекращения сеанса связи и взглянул на Люцию.
Выражение ее лица было по-прежнему задумчивым и строгим.
– Это я убила его, – вдруг ровным голосом сказала она. – Своими руками, Рик.
В стереовизоре что-то взорвалось, и тотчас кто-то завопил дурным голосом.
– Лю, – сказал я, – не дури. Я сейчас уйду, а ты примешь успокоительное и ляжешь спать, хорошо?
– Я никому не говорила, что Слан живет у тебя, – не слушая меня, продолжала она. – Просто-напросто я сама пришла к нему прошлой ночью и убила его.
Я вернулся к столику, машинально взял с подноса ее стакан и залпом опрокинул его в себя. Перед глазами все качалось и расплывалось, но не от того, что я слишком много выпил.
– Так, – сказал я, стараясь держаться так же безумно-спокойно, как она. – Допустим. Расскажи тогда, каким образом ты это сделала.
– Я дала Катьке на ночь чуть-чуть снотворного, – сказала она, обхватив себя руками, словно ей было холодно. – Чтобы она случайно не проснулась ночью. Потом добралась туда на такси. Постучала. Слан на цыпочках подкрался к двери, пытаясь понять, кто к нему заявился среди ночи. Тогда я окликнула его по имени, и он открыл. Мы прошли в комнату. Потом он стал вдруг меня целовать, но мне он уже стал к тому моменту так противен, что я не выдержала. Я схватила нож и ударила его…
– Сколько раз? – перебил я ее, все еще надеясь на то, что она наговаривает на себя под влиянием шока.
– Я не считала… Но много… Кажется, семь или восемь… Он упал. Потом приподнялся и, цепляясь рукой за стену, попытался куда-то пойти, но я… Я перерезала ему горло, и тогда он упал – уже навсегда…
Я вскочил и закружил по комнате. Подскочил к стереовизору и хотел выключить его, но в последний момент передумал.
– Но зачем, зачем ты это сделала, Люция? – спросил я.
– Он стал мне противен, – повторила она, будто это детское объяснение могло действительно служить веской причиной, чтобы отправить на тот свет своего «единственного и неповторимого».
Некоторое время я беззвучно разевал рот, подобно рыбе, выдернутой из воды, не в силах что-либо сказать или спросить.
– Лю, – наконец, удалось мне выдавить из себя так, как выдавливают зубную пасту из тюбика, – Лю… ты…
Она подошла ко мне совсем близко-близко, взъерошила мои волосы и, грустно улыбнувшись, опять сказала не то, что я ожидал:
– Пора тебе стричься, Рик.
По всем канонам мелодрамы я должен был обнять ее в этот момент, прижать к своей груди и, осыпая поцелуями, восклицать: «Любимая моя, я не выдам тебя!», однако руки мои почему-то висели, не поднимаясь, будто их сковал паралич, а в голове звенел чей-то противный насмешливый голос: «Не влезай на жену – убьет!.. Убьет!.. Убьет!»…