Сет из Хада
Шрифт:
– Что она сказала?
Снизив голос до шепота, Разлагаева произнесла:
– Эта кукла сказала, что он зол, как черт!
– Как черт, – повторил Сет, усмехнувшись, – а он, собственно, черт и есть. Или ты не знала?
Эмма несколько раз кивнула, затем покачала головой и снова кивнула, не зная, что ответить шефу.
– Хорошо, иди.
Сет посмотрел на тихо закрывшуюся за Эммой дверь и, произнеся короткое слово «Сехмет», открыл нижний ящик стола, служивший неким подобием хранилища. Узкая диадема из чистого золота лежала на подушке черного бархата, посверкивая не потускневшими за тысячелетия гранями. Загнутые концы диадемы не сходились, и ее можно было слегка раздвинуть, словно сделавший ее мастер не был уверен,
Диадема была не просто украшением или символом. В первую очередь это был мощнейший амулет, доставшийся Сехмет от ее деда, Эосфора, прозванного Ушедшим. Всякий надевший на голову золотой обруч, на некоторое время обретал силу и способности Ушедшего. Но и цена за такое могущество была самой высокой – даже короткое использование его могло лишить здоровья и разума, причем навсегда. А если злоупотребить, наслаждаясь неведомым дотоле могуществом, то отдача была такой, что лишь смерть могла стать избавлением от ожидавших несчастного мук. Сет знал, что диадема досталась Ушедшему от его отца, Денница, который, в свою очередь получил ее от Суккуба – личности настолько мифической, что мало кто вообще верил в ее существование…
Сет не решался хранить дома такую опасную и дорогую ему вещь, поэтому, прежде чем идти к директору, он хотел убедиться, что диадема на месте. Он медленно провел пальцами по твердым граням золотого обруча, чувствуя, как постепенно проходит боль в пояснице и улыбнулся – то, что нужно.
Закрыв ящик, и пробормотав охранное заклинание третьего ряда, Сет выколотил трубку в сияющую металлическим блеском пепельницу в форме головы дракона, и вышел из кабинета.
В приемной находилась одна Разлагаева. Ни душ, ни Черепкова – видимо, Эмма дословно намекнула Черепкову о его перспективах. Предугадав вопрос начальника, Разлагаева быстро произнесла:
– Повел их в Чистилище.
Сет кивнул:
– Скажи Велиару, чтобы к моему приходу подготовил отчеты по всем происшествиям. Я к директору.
…Перейдя по мостику текущий далеко внизу Коцит, и свернув в девятый раз в округлом коридоре, Сет приблизился к высоким арочным дверям. Оглядевшись по сторонам, он с силой вдавил палец в кнопку вызова. Неясное жужжание прозвучало за массивной, сделанной из осины двери, а раздавшийся характерный щелчок оповестил, что можно входить.
Стараясь не прикасаться к двери, Сет ждал, пока приводные механизмы сдвинут тяжелую дверь – осина не самое приятное дерево для демонов, и даже простое прикосновение к ней вызывало сильную головную боль. Мало кто решался ставить такие двери, но директор не был бы самим собой, если поступал бы как другие. Сделав шаг, Сет оказался в богатой, хотя и мрачноватой приемной. У дальней стены, между двумя трехметровой высоты дверями стоял небольшой столок, за которым сидела секретарша, смешливая и глупая до ужаса Мумия Бальзамирова. Увидев графа, она расцвела одной из своих милейших и столь же безнадежно глупых улыбок:
– Сет Плутонович, душенька! Как хорошо, что вы пришли! Он ищет вас с самой ночи! Даже меня посылал. Зол, как…, – Мумия опасливо посмотрела на плотно прикрытую дверь, и тихо повторила, – в общем, очень зол.
И, указав сначала на правую дверь, вдруг спохватилась и вытянула длинный пальчик со столь же длинным ногтем в другую сторону.
Улыбнувшись в ответ, Сет задумчиво спросил:
– Думаете сюда?
С дверьми было связано немало легенд, в которых провинившиеся перед всесильным директором Департамента мертвых душ входили в правую дверь и больше никогда не выходили из кабинета. Сет подозревал, что это, скорее всего, байка, призванная укрепить дисциплину и внушить страх, что было очень похоже на директора – любил он это дело…
– Ой, – она скосила глаза на дверь, и еще тише добавила, – да! Что-то происходит, а что – не знаю. После того покушения, он прямо сам не свой. На всех орет, развеять грозится, сжечь…
– Какого еще покушения? – Сет мягко, но решительно оборвал секретаршу, – Кого-то убили?
– А вы не знаете?! – Мумия сделала страшные глаза и, не менее страшным шепотом, произнесла, – эта сумасшедшая почтальонша хотела отравить герцога Агвареса! А вместо него умер слуга! Враз! Только тронул письмо, и умер!
Сет даже не пытался скрыть своего удивления – несмотря на любовь Прозерпины смаковать и пересказывать всякого рода слухи и скандалы, ни о каком отравлении он не слышал, – Какая еще почтальонша?
– Из Департамента связи! Но о покушении нигде не говорили, и вообще, все это покрыто темной занавеской.
– Завесой тьмы, – поправил ее Сет, – так, он меня из-за этого искал?
Мумия посмотрела на одну дверь, затем на другую, и сказала:
– Кто ж его знает? Говорю же, весь нервный! Этот матерщинник Посмертный, например, вошел в ту дверь, так я его больше и не видела, – не удержавшись, она хихикнула, – видать, за смертью послали!
И еще раз хихикнула над собственным каламбуром.
– Ясно, – с недобрым предчувствием взглянув на указанную дверь, Сет повернулся к хихикающей Мумии, – помолитесь за меня, что ли.
– Тьфу, на вас, – мило улыбнулась Мумия Бальзамирова, и снова принялась подтачивать непомерно отросший ноготь.
– И на том спасибо, – пробормотал Сет, и потянул ручку массивной двери…
…Кабинет Саргатанаса поражал обилием черепов, берцовых, плечевых, бедренных, лобковых, ладьевидных и прочих костей, принадлежащих самым разным видам существ. Некоторые кости вообще не поддавались квалификации – это были части скелетов вымерших в незапамятные времена демонов, драконов, морских чудищ, а также древних гигантов и не менее крупных животных, живших так давно, что никто не мог даже представить, как они выглядели. Директор был ярым коллекционером подобного рода сувениров и всякий, кто сумел угодить ему, привезя какую-нибудь необычную косточку, становился «приятен и любезен» суровому директору Департамента. Коллекция постоянно пополнялась новыми диковинными черепами и костями, но это уже давно и никого не удивляло.
Сет не входил в круг приближенных лиц Саргатанаса и, не в последнюю очередь именно по причине того, что никогда не делал таких подарков – слишком часто ему приходилось иметь дело со смертью, и у старшего следователя было свое отношение к костям. Он считал, что в любом сохранившемся куске когда-то живого существа сохраняется и часть его энергии, с которой не стоит шутить. Каждый раз, приходя в кабинет директора, он чувствовал дискомфорт, что вполне могло быть вызвано чрезмерным изобилием черепов и костей. И сейчас, войдя в полутемный кабинет, Сет почувствовал, как вокруг него завибрировал воздух. Приближаясь к длинному столу, он едва не обернулся – ощущение, что в спину смотрели несколько десятков (а может, и сотен!) пар глаз, было настолько сильным, что Сету стоило определенных усилий не обернуться.
Саргатанас сидел в огромном кресле и, поглаживая четырехрогий череп никем невиданного животного, единственным своим глазом наблюдал за приближающимся к столу Сетом. Дождавшись, когда тот окажется у другого конца непомерно длинного, украшенного черепами стола, Саргатанас на миг прикрыл глаз. Сет догадывался, что таким образом директор считывал ауру вошедшего, безошибочно определяя его отношение к себе, любимому. Ни подтвердить, ни опровергнуть эту версию до сих пор не представлялось возможным, и оставалось лишь скинуть негатив, что он предусмотрительно сделал еще до того, как вступил в мрачную обитель недоверчивого директора.