Сеть. Книга третья
Шрифт:
– Зачем тебе это?
Едва задав вопрос, Данила понял, зачем этот человек отказывается от ношения визора. Он сам пытался бунтовать, когда жил в Сети. Сам вытягивал себе жилы, стараясь доказать, что не зависит от проклятой, пропитавшего его, словно сироп мягкий бисквит, субстанции. Но ответ «странного мужика» его удивил.
– Во всем нужен баланс, – глядя в стакан с коньяком, проговорил тот. – Слишком много или слишком мало чего-то, и ты перестаешь быть человеком. Ты – подневольное существо. Тобой управляет то, чего тебе не хватает или что у тебя в избытке, – мужик оторвал руку от стакана,
Лицо его покраснело, голос стал тверже камня. Теперь он смотрел прямо в глаза Даниле, не отпускал его, удерживал взглядом.
– Каждый должен приносить пользу, иначе, если мы займемся только собой, этот мир развалится на куски. Не приноси обществу пользу, и оно деградирует, скатится в средневековье. Да ты и сам видишь, что с нами творится.
Пару мгновений Данила не мог сообразить, что на это ответить. «Странный мужик» стал еще более странным в его глазах. Видимо, это отразилось на лице парня.
– Да, что-то я разошелся, – понимающе улыбнулся тот. – Опять взялся проповеди читать. Привычка! – он развел руками. – Если что, я тут числюсь местным проповедником. Когда я онлайн, рассказываю всем, кто готов слушать, о балансе и пользе, как тебе сейчас. А когда у меня пост, брожу по таким барам и своим примером показываю, что можно жить и без интернета.
Данила огляделся.
– Не очень-то у тебя получается.
Мужик молча отхлебнул из стакана.
– Ты прав.
Он надолго умолк, глубоко о чем-то задумавшись.
Данила же не мог поверить, что кто-то из этих людей, из нечипованных, вот так запросто отказывается от интернета. Это не вязалось с тем, что он наблюдал в каждом городе, где останавливался с командой синхронов.
– Зачем тебе это? – наконец спросил Данила. – Нет, я понимаю, нужен баланс и все такое, но тебе-то это зачем?
«Странный мужик» сначала заулыбался, прищурив уставшие, раскрасневшиеся от коньяка глаза, а потом сник. Он снова погрузился в раздумье, прерванное вопросом Данилы, уставившись в пустоту перед собой.
Зачем мне это? Хех… Зачем?..
Однажды, когда ему перевалило за двадцать, он очнулся на улице, подпирая окоченевшей спиной покатую стену центра содержания хикикомори, весь обросший, грязный и в лохмотьях, проснулся от того, что кто-то воткнул ему короткий нож в бок. Сделал это его сосед по стене, когда у того сломался визор. На каком-то уровне сознания Матвей понимал, что брать чужой визор бесполезно, особенно такой навороченный, как у него, но разве это объяснишь человеку с ножом?
В тот день с ним что-то случилось. Нечто громадное, фундаментальное медленно, скрипя и сопротивляясь перевернулось в его душе. Будто все его нутро занимал хитрый стол подпольных картежников, столешница которого переворачивалась вокруг своей оси, чтобы спрятать азартную игру. Беспорядочно раскиданные карты, фишки, пепельницы с окурками и стаканы с пивом и водкой опрокидывались внутрь, а наверх выплывала гладкая поверхность зеленого сукна.
Матвей не сразу понял, что ему делать с такой огромной, казавшейся тогда безразмерной и чистой столешницей. А потому, стал заполнять ее аккуратно, и только тем, что может оказаться полезным. Он не понимал, ради чего все это делает, но не мог остановиться. Будто в его голову установили убойную дозу софта, против воли заставляющую быть человеком, способным на нормальную жизнь среди себе подобных. Тогда Матвей еще не подозревал, что тот оборванец с ножом в руке сделал ему величайший подарок в жизни, пробудил один из базовых инстинктов – инстинкт самосохранения. То событие и привело его в этот занюханный бар, к этой облезлой стойке. То событие приводило его сюда каждый раз, когда он на месяц снимал визор, лишая себя технологичной пуповины, связывавшей с человечеством.
Зачем мне это? Потому что не могу иначе.
– Мне есть из чего выбирать, приятель, – устало заговорил проповедник. – На той стороне я уже был. Там нет ни целей, ни желаний, ни будущего, ни прошлого. Только безостановочное потребление информации… снова и снова, сплошным потоком, вырваться из которого практически невозможно. У меня получилось, так что же теперь, бросаться обратно?
Данила ничего не ответил. Он понимал, что этот человек говорит с собой, пусть его горящий взгляд и пронзает сейчас незнакомого сетевика.
– Вот и я решил, что не стоит. Да что я тебе рассказываю, – он грустно усмехнулся, – ты-то небось, тоже не от хорошей жизни к нам перебрался. Я слышал, у вас там в реале вообще никто не контачит – только со специально настроенным софтом общаетесь. Это правда?
– Да, – Данила решил отплатить откровенностью за откровенность. – На чип устанавливают разные приложения, и одно из них – «Лучший друг». Многие только с этим приложением и общаются большую часть жизни.
Сказал, и в груди похолодело.
Дверь за спиной шумно открылась. Вошел высоченный, здоровый мужик. Казалось, его торс – груда мышц, обтянутых черной спортивной курткой. На голове тонкая шапочка. Глаза скрыты необычным узким визором. От него веяло опасностью, но собеседник Данилы будто ничего и не заметил.
– И у тебя есть такой «Лучший друг»?
Данила кивнул, краешком сознания держа вошедшего здоровяка в поле внимания. А может, это работал Сармат.
– Но ведь ты, как шизофреник, разговариваешь с тем, кого не существует в реальности! Это болезнь цифрового века, ее надо лечить.
– Допустим, болезнь, – нехотя ответил Данила. Он прислушивался к разговору здоровяка и татуированного бармена за спиной. Паренек, кажется, называл того «Монгол». – Но зачем же лечить, если мне с Ромкой хорошо? С ним весело, он всегда рядом, всегда поддержит.
Проповедник на мгновение задумался и согласно покивал.
– Люди теперь, как животные в древности, когда только появился человек разумный. Им, этим животным, позволили остаться, но только не на вершине, а в качестве пищи, либо для сохранения экологического равновесия. Вот и мы теперь живем, чтобы равновесие не рухнуло. И кто его поддерживает? Гребаные машины!