Сети чёрного паука
Шрифт:
Не ожидавший такого проявления чувств, степняк сдержано и слегка удивлённо принял объятия.
– Надо идтить, - объятия перешли в рукопожатие, в котором господин Мао сумел заглянуть в глаза парнишке. – Жена дома ждать, волноваться, лавка мой без товара стоит, если ещё задержусь - совсем бедные станем. Надо идтить, а то дела совсем плохо быть. Говорят, Оголфира чумой болеть, скоро все дороги перекроют, никого не впускать, не выпускать. Совсем не уйдём тогда. Пора нам.
– Прощайте, господин Мао, - поклонился Роланд. – Нашу благодарность не передать словами. Вы
– Не думай о благодарностях, - лицо господина Мао светилось добротой, - но поступай так зе. Боги послать мне встречу с вами, и я не мог отвергать их дар.
– Скажите, как часто вы наведываетесь в Оглфир? Может быть, мы ещё увидимся в следующий ваш визит? – с надеждой спросил Тобос.
– Моя теперь не скоро приеззать. Есть слухи, что Огалфира больсэ нет. Надо перездать пока всё улязется. Но мозет быть, когда я построю такой зе храм, позову вас к себе в гости. Давно мечтал строить храм… - серьёзное лицо степняка сменилось шутливой улыбкой. – До встречи! – он помахал рукой и пошёл к сыновьям.
Тобос, Роладн и настоятель монастыря проводили взглядами коренастые фигурки, пока те не скрылись из виду.
Глубок вздохнув, настоятель произнёс:
– Им ещё многих предстоит спасти, чтобы искупить хоть часть грехов…
– Чьих грехов? – изумлённо вытаращился Тобос, но настоятель уже развернулся и шёл к лестнице, ведущей к вершине монастыря. – О чём это он, Рол?
Монах пожал плечами.
– Не знаю. Может быть, мы не всё знаем о нашем спасителе. Лично я не заметил в нём ничего странного и уж тем более опасного.
– Вот-вот.
Они ещё некоторое время продолжали на пару стоять у ворот, сохраняя молчание и наблюдая за поднимающимся над лесом солнцем. «Кто-то должен остаться, а кто-то – уйти», - размышлял Тобос. Однажды он пообещал Роланду, что если тот сможет его удивить ремеслом лекаря, то в Монастыре Спокойствия появиться новый ученик. Пообещал в шутку. Но Роланду и другим монахом удалось не просто удивить практичного алхимика, они показали истинное чудо, и теперь он должен решить, как быть с данным другу словом.
– «Остаться или идти»?
Иногда приходится принимать решения, меняющие жизнь в корне.
– Пора на утренние занятия, - как бы между делом напомнил Роланд. – Ты идёшь?
Тобос улыбнулся той улыбкой, что всегда сопровождала его до войны. Улыбкой забытой Роландом и от того долгожданной.
– Конечно, дружище!
22 ноября.
С востока надвигалась зима. Всё чаще по степям носились холодные ветра, сгоняли караваны туч с дальних земель, скручивали в тугой клубок и, наигравшись, оставляли до весны. Изредка небеса заливали землю дождями, холодными и продолжительными. Сухая степь не любит влагу и лишь в осенние дни склоняется перед стихией.
К пасмурной погоде Лобастый привыкнуть не успел. Раньше он предпочитал осень проводить в спячке, по возможности прихватывал и кусок зимы, но в этом году с ненастьем придётся встретиться лицом к лицу, пережить от начала и до конца, не рассчитывая на спасительную негу сна.
Сегодняшнее утро, вопреки всем невзгодам, удивило весенней погодой. Под напором солнечных лучей и заблудившегося южного ветерка, тучи обиженно уползли за горизонт, а земля сохла на глазах. Птицы в лесу проснулись и развели целый концерт в честь погожего денька.
В меховом жилете, некогда принадлежавшем боевому товарищу, тролль почувствовал духоту. Между делом расстегнул ряд пуговиц и вернулся к своему занятию. Руки ловко наматывали бечёвку на древко копья, слой за слоем закрепляя на нём каменный наконечник. Невесть какое оружие, но против вооружённых каменными топорами варваров сойдёт.
Тролль сидел на пеньке, повернувшись лицом к степи. А за спиной раскинулся знакомый лес. Рядом с троллем, полуразрушенный шатёр с пологом из шкур и вытоптанной площадкой, где раньше жил на привязи бурр, напоминали о событиях недавних и далёких. Под мерное покачивание укрепляемого древка, Лобастый погружался в воспоминания.
С орком, раньше хозяйничавшем на этом участке земли, они были знакомы много лет, но по-настоящему судьба свела их не более полугода назад. Что они знали друг о друге до этого? Только то, что орк был изгнан из племени за убийство товарища по оружию, а тролль, устав от насмешек, покинул племя добровольно. И по велению высших сил оба отшельника поселились меньше чем в лиге друг от друга.
А потом странное пророческое сновидение орка выдернуло их из сонного мира опушки и за один вечер перевернуло жизни отшельников с ног на голову. Разве мог себе представить тролль, что на его долю выпадет переворот власти в Орде и Великий Поход в земли людей. И ведь он был одной из ключевых фигур во всём произошедшем, вплоть до смерти Рондора.
Лобастый не жалел орка. Воин не нуждается в жалости, он сам выбирает свою судьбу. А когда наступает переломный момент - либо берёт её за волосы, либо ломается. Рондор вдосталь оттаскал за космы судьбу, за то, что она заставила жить его на задворках Орды. Но в итоге победа оказалась за ней.
Жалел Лобастый лишь о том лихом времени, когда жизнь вращалась перед глазами, то и дело норовя цапнуть и оттяпать башку. Захват племён, штурм Зала Вождей, Великий Поход. Он прошёл через них и остался жив. Гордясь этим можно смело доживать остаток дней в тиши, но понимание того, что нет больше в Орде воина, способного повторить нечто подобное, щемило сердце.
Рондор погиб, сражаясь за цель, данную свыше, и всё сделанное им рухнуло. Как до этого рухнуло сделанное прошлым ханом. Спустя месяцы после Великого Похода, тролль остыл, сбросил пелену озлобленности и увидел, что не всё они с Рондором делали честно и правильно. Ошиблись во многом, но… Это было здорово! Несмотря на последствия, потрепавшей Орду, войны, не смотря на гибель сотен достойных орков Лобастый не сожалел о содеянном. Вот она – жизнь воина! И пусть тролль потерял глаз в главном сражении и лишился двух пальцев в драке за тело Рондора, он не сожалел ни о чём.