Сети кружевницы
Шрифт:
В коридоре ее внимание привлекла стопка газет на тумбочке, а точнее, угол конверта, выглядывающий из нее. Конверт этот был очень странным – абсолютно белым, ни адреса, ни марки. Инга повертела его в руках, посмотрела сквозь него на свет, а затем прошла в комнату, аккуратно отрезала ножницами край и вытащила сложенный вчетверо лист бумаги. Внутри была только одна строчка, напечатанная на принтере большими буквами:
«НУ И КАК ТЕБЕ ЖИВЕТСЯ НА ЧУЖОМ МЕСТЕ?»
Инга вздрогнула. Листок спланировал на пол, текстом вниз. Что это? Глупая шутка? Может, это вообще ошибка? Ведь на конверте не указан адресат. И когда оно попало в квартиру?
Нужно было что-то делать. Отключить телефон? Похоже, уже поздно. Остается только ждать неизбежного. Но это же невозможно! Единственное, что могло отвлечь от дурных мыслей, – работа. Вымыв лицо и руки холодной водой, Инга села за валик с перчаткой для Аси.
«Соберись! – скомандовала она себе. – Пока ведь ничего не случилось! Ну подумаешь, чья-то дурацкая шутка!»
«Давай же! – Она взяла в руки коклюшки. – Перевить… просто ошиблись адресом… перевить, нет сплести. А может, Антон так развлекается? Сплести, да нет же…»
Инга оставила коклюшки в покое. Вытянулась на кровати, глядя в потолок. Чужое место. Она живет на чужом месте. Речь ведь идет именно о месте. Место – это квартира. Нужно узнать у Петра Васильевича, кто жил здесь до Инги. Может, кого-то выгнали, чтобы ее поселить. Вот этот «кто-то» и отрывается, мстит новой жиличке.
Мысль показалась убедительной, Инга даже обрадовалась.
«Надо будет завтра на всякий случай поменять замки», – подумала она, засыпая.
Утром ее разбудил отчаянный вороний крик. Она вскинулась и села на кровати, вглядываясь в предутреннюю тишину. На светящемся табло электронных часов четыре пятьдесят пять. Сердце отчаянно колотилось в груди. «Это всего лишь глупые птицы, – шептал рассудок, – ничего страшного». Но страх не отступал. Инга сбросила одеяло, зябко поежилась. После теплой постели пол показался ледяным. В Кулишках такого не бывало – возле ее кровати лежал старенький, местами вытертый коврик. А еще на стене висел гобелен – мишки в лесу. Славные такие медвежата. Дотронешься до них, а они мягонькие, шершавые, теплые. И совсем не страшные.
На глаза навернулись слезы, но страх, как ни странно, притупился, стал не таким резким. Тем более что истеричное карканье смазалось, а затем и вовсе стихло. И тут Ингу вдруг охватила непонятно откуда взявшаяся злость. На ворон, на человека, сознательно или по ошибке подсунувшего ей злополучное письмо, и в первую очередь на себя, что позволила дурацкому клочку бумаги выбить из колеи и бросить работу, тем самым оттянув встречу с Асей.
Нашарив ногами тапки, она накинула халат и пошла в ванную. В коридоре валялась злополучная записка. Кружевница наступила на нее пяткой, затем подняла, развернула.
«НУ И КАК ТЕБЕ ЖИВЕТСЯ НА ЧУЖОМ МЕСТЕ?»
– Живется! – Инга порвала записку на мелкие кусочки
Душ смыл остатки страха, и на смену ему пришло острое желание заняться делом. Пожевав, не чувствуя вкуса, вчерашнюю котлету и выпив чаю, Инга поспешила в комнату, где ее ожидала неоконченная перчатка «Миранда». На глаза попалась коробочка с визиткой Аси. «Может, позвонить ей? – промелькнула мысль. – Да рано еще, спит человек. И что я ей скажу? Вот закончу перчатки, и будет повод».
Перевить-сплести, перевить-сплести. Инга не заметила, как выполнила последний ряд. Зашила две пары решетки и сняла перчатку со сколка. Осталось только сшить ее, но это уже позже, когда будет готова вторая. Инга прошлась по комнате, сделала несколько наклонов и приседаний и уже было села обратно за работу, как раздался телефонный звонок. Инга внутренне сжалась, но, взглянув на дисплей, успокоилась – звонил Антон.
– Чего не заходишь? – спросил он, не дав себе труда поздороваться. – Шурочка обижается, что ты тару задерживаешь. Принесешь, или мне все бросить и тащиться к тебе?
– Ой, извини, я сейчас, – смутилась Инга. – Через минуту. Хорошо?
– Можно даже через две. Сильно не беги – скользко на улице.
Инга побежала на кухню, заглянула в холодильник. Сколько же тут еды! Остатки гречки, котлеты, суп, салат, еще один, блинчики – за неделю не съешь. Часть можно переложить в тарелки. А остальное? Не выбрасывать же! А что скажет Шурочка, узнав, что Инга почти ничего не съела? Обидится?
Шурочка не обиделась. Когда раскрасневшаяся от мороза Инга принесла только два контейнера из пяти, она только пожала плечами:
– Фигуру бережешь?
Присутствовавший при этом Антон одобрительно хмыкнул:
– Правильно делает. Если потолстеет, я на ней не женюсь.
У Инги аж закипело все внутри. Не женится он, видите ли! Да он же молодой совсем, на четвертом курсе института учится. Но внешне Инга оставалась все такой же бесстрастной.
– Спасибо, все очень вкусно, я просто не успела вчера, – не обращая на подколки продавца внимания, сказала она Шурочке.
– Хозяин – барин, – пожала та плечами. – Это Антоша тебе вчера накладывал. Я так и думала, что не осилишь. А я сегодня голубцов навертела. Если хочешь – возьми.
Инга пообещала голубцы попробовать, а пока пошла за тряпкой, чтобы, по обыкновению, протереть пыль. Начала, конечно же, с кота. Заглянула в зеленые глазищи, провела пальцами по выпуклой макушке и тихо шепнула:
– Привет!
– Слушай, – подошел к ней Антон, – а может, хочешь пройтись вечером? Тут в двух шагах в баре отличные бургеры.
– Я… нет… мне некогда, – смутилась Инга. Антон никогда не позволял себе ничего подобного. Наверное, Петра Васильевича нет в магазине, вот он и развлекается. – Я пойду… Да?
Инга посмотрела на Шурочку в поисках поддержки, но не тут-то было.
– А то и правда, прошлись бы. Глядишь, и работа заладится. Бургеры эти, конечно, дрянь редкостная, – тут Антон издал возмущенный возглас, но Шурочка продолжала гнуть свою линию: – И нечего спорить. Холестерин сплошной. Мясо берут, что подешевле. Перца, соли набухают – и ешь себе. А денег за одну булку с котлетой столько берут, что можно десяток котлет накрутить и столько же булок напечь. Рублей двести за один? А?
– И двести, и триста. Есть и за штукарь, – подтвердил Антон.