Сети Культа
Шрифт:
– Кстати сказать, я не представился. Несправедливо выходит, ведь я-то ваши имена уже знаю. Меня зовут Ланкарт. О роде моей деятельности вы все уже поняли, так что…
– Что тебе нужно? – перебил его Мальстен, не без труда сохраняя в голосе холодность и строгость.
– О! Заговорил, наконец! – радостно всплеснул руками некромант. – Начало неплохое. Что мне нужно? Что ж, если попытаться адаптировать это под ваше понимание, мне нужна семья. Крепкая, большая, необычная, бессмертная… точнее, не до конца умершая семья. И я буду счастлив принять в нее вас обоих. Я, знаешь ли, давно мечтал встретить данталли и разобраться, как работают ваши силы. Можно ли сохранить их после смерти, учитывая
Теперь Мальстен вспомнил, когда слышал от Аэлин это имя. Она рассказывала о своей жизни в хижине аггрефьера. Тогда она и упомянула своего жениха.
Мальстен нахмурился, глядя на юношу, в свете факелов больше походившего на восковую фигуру. Как ни странно, в его внешности было куда меньше живости, нежели во внешности того же Керна или Власа. Лицо Филиппа казалось непроницаемой маской. При упоминании обручения он скользнул взглядом по Аэлин, и взгляд этот не выразил ничего, даже отдаленно напоминающего любовь.
– Мой жених умер девять лет назад, – подрагивающим голосом отчеканила Аэлин. – То, что я вижу сейчас перед собой, носит его лицо, но это не он.
– Ты запоешь по-другому, дорогая, когда станешь частью нашей большой семьи, – со снисходительной улыбкой отозвался Ланкарт, небрежно взмахнув рукой. Голос его тут же преобразился, зазвучал властно и строго. – Сложите оружие! И без глупостей, иначе моя семья тотчас же растерзает вас в клочья, а мне не хотелось бы после собирать вас по кусочкам. Мне и так многих придется восстанавливать. А ведь далеко не все здесь лишены чувствительности к боли.
Из груди Аэлин вырвался прерывистый вздох. Она беспомощно посмотрела на Мальстена, однако тот не сумел взглянуть на нее в ответ: в его сознании, не переставая, стучала мысль, что если б он ее послушал, они не угодили бы в эту западню. Он с тяжелым вздохом бросил саблю на землю и приподнял руки, продолжая цепляться нитью за свою Аэлин.
Понимая, что выбора нет, охотница сокрушенно бросила на землю паранг. Филипп изучающе взглянул на нее и кивнул.
– Стилет тоже, Айли, – холодно произнес он. Аэлин уничтожающе посмотрела на него, однако он лишь качнул головой. – Я знаю, ты все еще носишь его в правом рукаве.
– Смелее, девочка, – подтолкнул Ланкарт. – Не заставляй меня отрубать тебе руку, чтобы это проверять. Пришивать ее обратно, знаешь ли, проблематично: даже после применения магии иногда может нарушиться подвижность.
Испуганно поджав губы, Аэлин последовала приказу некроманта, и стилет, выскользнув из правого рукава, упал на землю, громко звякнув о лезвие паранга.
– Вот и славно, – соединив подушечки пальцев, заключил Ланкарт, тут же обратившись к своим мертвым марионеткам: – Проводите наших новых друзей ненадолго в клетку. Мне следует хорошенько подготовиться перед ритуалом, да и данталли понадобится некоторое время, чтобы прийти в себя. Насколько я знаю, за отнятое время жизни предстоит расплатиться.
Мальстен изумленно уставился на некроманта: слова об отнятом времени жизни прозвучали так, будто он знает о расплате больше, чем кто-либо другой.
Задать вопрос Мальстен не успел – кто-то из мертвых кукол Ланкарта заломил ему руки за спину и подтолкнул вперед, в объятия скорой смерти.
Часть 3. Нить жизни
Глава 19
Сельбрун, Крон.
Двадцать
Проснувшись утром, Киллиан почувствовал себя гораздо хуже, чем перед отходом ко сну: простуженную шею все еще ломило, над переносицей собралась мерзкая тяжесть, горло саднило, а глаза жгло от сухости.
Киллиан мысленно порадовался, что Бенедикт не застал его в таком состоянии. Он не знал, куда так рано мог направиться наставник, и это немного беспокоило его, однако в сложившихся обстоятельствах это было меньшим из зол.
Понадеявшись, что болезнь не успела слишком глубоко проникнуть в него и постепенно рассеется в течение дня, Киллиан наскоро оделся и вышел из комнаты. Куда податься, он не знал. Предполагалось, что в Кроне Киллиан будет всюду сопровождать Бенедикта, и, пока они добирались из Олсада в Сельбрун, уверенность в этом успокаивала его. Однако по прибытии в головное отделение все перевернулось с ног на голову, и Киллиан начал чувствовать себя щенком, который преданно таскается за своим хозяином. Для него в этом ощущении было слишком много колкой правды: он действительно не чувствовал в себе права распоряжаться своим временем, как ему вздумается, но и навязчивым быть не хотел.
Если Бенедикт и понимал его смятение, то не подавал виду и нимало не пытался упростить ученику задачу.
Показавшись самому себе жалким, Киллиан разозлился сильнее прежнего и отказался от мысли отправляться на поиски своего наставника. Он предположил, что Бенедикт с самого утра осаждает кабинет жреца Бриггера, поэтому пошел в прямо противоположную сторону – к лестнице, ведущей на нижние этажи здания, к выходу на улицу. Коридоры встретили его неприветливым сквозняком и тоскливой пустотой, хотя Киллиан отчего-то был уверен, что в кронском отделении принято патрулировать этажи. Эта ошибка подпортила и без того скверное расположение духа – ошибаться Киллиан не любил.
На первом этаже здания Культа оказалось более людно. Несколько угрюмых жрецов встретили Киллиана приветственными кивками, но не перемолвились с ним ни единым словом. Их оценивающее молчание угнетало: складывалось впечатление, что они прекрасно знают, кто перед ними, и мысленно критикуют каждое движение юного помощника Бенедикта Колера. Киллиану было от этого не по себе, его напрягала необходимость постоянно соответствовать величию своего наставника и оправдывать сделанный им выбор. Возможно, испытывай он сам больше уверенности в себе и в решении Бенедикта, задача сделалась бы не в пример легче, но его собственные сомнения были слишком сильны.
Выйдя на улицу, Киллиан огляделся и позволил себе более обстоятельно осмотреть территорию головного отделения. Она представляла собой небольшой городок прямо внутри Сельбруна: здесь располагались дома кронских жрецов, торговые лавки, хлева, бани, складские помещения и безымянная трапезная, предназначенная только для Культа. Местное отделение не шло ни в какое сравнение с Олсадским, хотя после жизни в родной деревушке Киллиан и его считал размашистым. Думая об этом, он поймал себя на мысли, что очень хотел бы увидеть, как выглядит отделение в Хоттмаре – творение Бенедикта, построенное на крови семейства Ормонт. Он слышал, что там чаще встречаются серокаменные дома высотой в один-два этажа, а жилища знатных семей представляют собой массивные вытянутые замки со скупой и лаконичной наружной отделкой. Киллиану такая картина представлялась довольно унылой. По сравнению с Хоттмаром Сельбрун казался ему городом из сказки – его удивительные дома отличались оригинальными этажными выступами, которые не встречались ни в одном другом городе Арреды. За счет сочетания деревянных брусьев, камня, глины и двухцветных стен эти дома были похожи на огромные уютные ящики с четырехскатными крышами. Киллиан не уставал удивляться: и как он только не восхитился этим, когда приезжал сюда впервые?