Севастополь
Шрифт:
– Но если так… Как вообще уцелел город?
– Море. Оно спасло нас.
– Я не понимаю.
– Сейчас уже никто этого не понимает. Давно нет людей, отстоявших нашу жизнь и свободу. Известно только, что защитные системы Крыма каким-то образом были завязаны на море. Что-то связано с энергоемкостью толщи воды – она поглощала энергию ударов. Еще что-то прослойкой сероводорода…
– Я слышал про это, – оживился Книжник. – Там же под водой миллиарды тонн сероводорода – и весь он взрывоопасен.
– Он не только взрывоопасен – уже позже, поднявшись, он превратил
– Вскипело?
– Так рассказывают. Начались какие-то реакции – и море стало меняться. Теперь от него, прежнего, ничего не осталось.
– А что с ним стало?
Слава усмехнулся:
– Я бы сказал – если бы знал, каким оно было до этого. Я видел только то море, какое оно теперь – последнюю сотню лет. Да что я рассказываю? Скоро ты сам все увидишь.
– Ага… – пробормотал Книжник.
Сам он до сих пор не верил в эту невероятную перспективу. Слава же снова замкнулся, сделался мрачен – видно, вспомнил, что возвращается в родные места без искомой помощи, да еще потеряв в пути верных товарищей. Новые спутники, похоже, по-прежнему не вызывали у него особого доверия.
Поезд грохотал и содрогался на особо неровных стыках. Наступал вечер первого дня пути. Привычка намекала на необходимость искать место для ночлега – как всегда это бывает в дороге. Только на этот раз путь был слишком необычным. Ядерный поезд не нуждался в отдыхе, а его кибернетический машинист – в сне. Лишь вспороли тьму мощные прожектора, да пронзил пространство мощный паровозный гудок.
Под этот аккомпанемент распахнулась дверь тамбура, и в пространство каземата ввалилась необъятная рыжебородая фигура. Топор был явно на взводе: мощная лапа сжимала мятую железную флягу, тело характерно покачивалось, и глаза пучились с совсем уж багровой физиономии.
– Ты! – ткнув пальцем в Зигфрида, с порога заорал Топор. – Тебя-то я и ищу!
Поезд дернулся – и рыжего бандита швырнуло прямиком на веста. Книжник вскочил: ему показалось, что тот просто бросился на его товарища. Но Зигфрид хладнокровно подхватил пьяное рыжее чудище и ловко усадил его на лавку перед прикрученным к полу железным столом. Оказавшись за ним, Топор не преминул грохнуть по столу кулачищем. Задумался на секунду, забыв, что хотел сказать, и выдал уже совершенно спокойно:
– А ловко ты железную тварь прикончил! Не ожидал от такого задохлика…
И добавил, уже совершенно неожиданно:
– А давай-ка сразимся в кости!
Книжник едва успел переглянуться со Славой, как Зигфрид отозвался совершенно таким же тоном:
– А давай!
Топор оживился. Пропала бессмысленная агрессивность, уступив место хитрому прищуру. Этот мужик явно не умел, да и не особенно старался скрывать эмоции. Хотя, возможно, это было всего лишь незамысловатой уловкой, как и мятая фляга, немедленно занявшая подобающее место на столе. Сунув руку под лавку, Топор извлек оттуда охапку жестяных кружек, которые немедленно грохнул на стол. И крикнул, не оборачиваясь:
– Эй, умник – разливай!
Почему-то Книжник сразу понял, что обращаются именно к нему. И не смог найти достаточно аргументов, чтобы поспорить с громилой. Машинально подошел к столу, разлил по кружкам мутноватую жидкость из фляги. Потянуло сивухой.
– Давай – за удачу! – рыжий вскинул руку с зажатой в ней кружкой, отчего жидкость плеснулась через край.
Зигфрид поднял кружку в ответ. Топор скосил глаза на замершего рядом семинариста, и тот тоже поспешил подхватить свою кружку. Слава проигнорировал весь этот ритуал, но на него рыжий верзила даже не обратил внимания. Опрокинув в пасть содержимое кружки, грохнул кулаком по столу, удовлетворенно прорычал. Ревниво проследил, как Зигфрид опустошил собственную кружку. Затем достал откуда-то кожаный мешочек и вытряхнул из него тусклый медный стаканчик с двумя костяными кубиками.
– Во что играть будем? – разглядывая партнера, спросил Зигфрид. В отличие от рыжего, алкоголь, похоже, не возымел на него никакого действия. – В «тринадцать», «отложи мертвую»?
– А в «свинью»!
– Идет!
Топор, видимо, не очень-то любил арифметику, и выбрал самую простую разновидность, где требовалась всего одна кость. Наблюдая за игроками, семинарист незаметно вылил за спину зловонное пойло.
– На что играть будем? – оскалился Топор.
– Хочешь – на интерес, хочешь – на щелбаны, – равнодушно сказал вест.
Рыжебородый расхохотался:
– А не боишься, что твоя черепушка расколется, от щелбанов-то? У меня-то рука тяжелая.
– Боюсь пальцы об твой лоб расшибить. Ну да ничего, потерплю ради благородного дела.
Бандит чуть изменился в лице, процедил:
– Смелый ты очень, как я погляжу. Ну а раз такой лихой – чего, как дети, на щелбаны играть? Давай на интерес!
– Что ставишь?
– А вот! – рыжий выдернул из-за пояса топор и грохнул его на стол. – Против твоего меча!
– Даже если ты сам себя на кон поставишь – все равно не будешь стоить моего меча, – заявил Зигфрид.
– Что?! – Топор угрожающе приподнялся.
Слава, сложа руки наблюдавший за происходящим, негромко сказал Книжнику:
– Это он с самого начала задумал. Ему не игра нужна, он драку провоцирует. И колун свой на стол выложил, чтобы схватить, как до этого дело дойдет.
Книжник чуть заметно кивнул, привстал и потянулся за арбалетом, лежавшим чуть в стороне поверх вещмешка и куртки.
– А ну, не рыпайся, – тихо произнесли за спиной. – Дернешься – стреляю!
Книжник замер. И медленно обернулся.
За спиной, направив в него свой «Узи», стоял Фельдшер. И как ему удалось так тихо подобраться?! Видать, все те же «психические» штучки. И тут уж ментальный блок не помог.
– Сиди на попе ровно, – посоветовал шам. – Не мешай людям отдыхать.
Чувствуя, как тело покрывается испариной, Книжник медленно сел на место.
– Тебя это тоже касается, жаба!
До семинариста не сразу дошло, что «жабой» шам назвал Славу. Сейчас он нехотя убирал ладонь с рукояти пистолета, заткнутого за пояс.