Севастополь
Шрифт:
— Ушки на макушке, да?
Местников усмехается:
— Привычка, товарищ командир. Каждую ночь напролет слушать приходится: не чапают ли где "всемирные завоеватели"…
— Так вот, есть радиограмма для нас с тобой, Александр Александрович, и для всего соединения, — согнав улыбку, торжественно объявляет Проценко. — Комфлота обратился к нам с напоминанием: не давать фашистам покоя, усилить атаки, добиться, чтобы враг не смел высунуться из Севастополя, топить до последнего. Что скажешь?
— Разрешите доложить из района Севастополя, оттуда виднее, — с готовностью произносит Местников.
Константинов и Хабаров согласно кивают.
— Встретил,
Он достает из планшета карту Севастопольской бухты и подходов к ней. Ветер, играя, теребит хрустящий лист, выгибает его, как парус.
Положив карту на разостланный реглан и прижав ее углы камешками, Проценко принимается объяснять план предстоящего похода.
Моряки внимательно слушают. Сведения, которыми располагает командир соединения, сводятся к одному: неведомо где фашисты имеют потайную лазейку и, пользуясь ею, пробираются из Севастополя в море незаметно для всех, кому поручено держать блокаду. Доказательством этого являются караваны быстроходных десантных барж и транспортов противника. Их обнаруживают на рассвете вдали от берегов наши летчики. Курс, по которому следуют караваны, неизменный: из Севастополя в Констанцу и Сулину. Правда, многие из них благодаря отличным действиям пикировщиков Корзунова идут вместо порта назначения на дно моря, но факт остается фактом: в кольце блокады явно не хватает звена.
Обступив сидящего на корточках перед картой командира соединения, моряки размышляют, стараясь доискаться причины. Кажется, кольцо замкнуто прочно. Днем на подступах к Севастополю барражируют воздушные разведчики, ночью крейсируют корабли. Все, что находится вне видимости, тщательно прослушивается. Слух людей настолько обострен, что любой человек из экипажа торпедных катеров, до рассвета подстерегающих врага на коммуникации, за три мили, несмотря на плеск волн и монотонный напев ветра, безошибочно распознает шум винтов и звук моторов. И все-таки враг просачивается, как вода сквозь пальцы, должно быть используя то, на что обычно не обращают внимания. Карта района действий ничего не подсказывает. Район досконально изучен, каждая бухточка и расщелина известны еще до войны, а все подступы к Севастополю пересечены линиями курсов торпедных катеров.
— Загадали загадку, — сокрушенно тянет Проценко. — Ответ такой: отгадаешь — утопишь, ошибешься — улизнут.
— Прячутся где-нибудь впритирку под бережком, пока день, — предполагает Константинов. — Как только мы пройдем мимо, они — ход до отсечки и в море!
— Негде им прятаться, да еще днем! — возражает Местников. — Шлюпку и ту без труда разглядишь. Самые неподходящие места для отстоя. Другое думаю: не место, а время. За временем прячутся.
Командир соединения проницательно смотрит на Местникова, но молчит. А тот уже крепко ухватился за догадку, хотя столь же крепко сидит в нем нежелание расставаться с тем, что хочется считать неоспоримым: гитлеровцы окончательно устрашены ударами по их караванам с моря и не рискуют покидать Севастопольскую бухту ни днем, ни ночью. Эта мысль засела в Местникове после двух предыдущих походов. Две ночи подряд катера тщетно подстерегали противника у самого Севастополя. Фашисты не показывались.
— За временем прячутся, — повторяет Местников. — Думаю, что выбирают промежуток, когда наша авиация уже в пути на свои аэродромы, а корабли еще на подходе к району. Иного не вижу.
Проценко одобрительно поддакивает.
— Уметь выбрать время сейчас для них все, — продолжает Местников.
— Для нас также, — многозначительно добавляет командир соединения, глядя на вечереющее небо.
Местников мгновенно выпрямляется:
— Прошу добро на выход, товарищ капитан второго ранга, времени в обрез, солнышко вот-вот закатится, надо подоспеть до темноты, чтобы разгадать загадку.
Проценко соглашается.
— Выходите четверкой, — говорит он. — Помните наказ адмирала.
Командир соединения провожает офицеров до тропинки, вьющейся по склону к мосткам рыбачьей пристани, где болтается на зыби шлюпка с гребцом, и, козырнув, поворачивает обратно. Офицеры снова видят его, когда шлюпка выбирается из-под обрыва на рейд.
Высокая фигура Проценко, неподвижная, как статуя, венчает вершину мыса. За ней, сбоку штабного домика, чернеет остов похожего на старинный замок здания, сожженного гитлеровцами. Они не успели взорвать его, как не успели взорвать строений рыболовецкого колхоза и поселка в углу бухты, но сожгли все, что было доступно пламени. Обугленные стены каменных амбаров темнеют вперемежку с фашистскими блиндажами, траншеями, ходами сообщения, вырытыми на откосах крутого берега по обе стороны мыса.
Берег, окаймленный чертой прибоя, отступает назад с каждым нажимом весел; все ближе придвигается, нависая над шлюпкой, корпус плавучей базы.
Головы в бескозырках и клеенчатых шлемах высовываются из всех люков, едва над катерами звучит знакомый сиплый голос командира группы:
— Подгребем к Умникову!
Быстрым взглядом Местников обводит катера, ошвартованные лагом друг к другу, взбирается по мокрому от зыби скользкому борту на узкую палубу и говорит низкорослому широкоплечему, чуть постарше Хабарова, лейтенанту, встречавшему прибывших:
— Умников, кликните Латашинского и Гиршева. А где Головачев?
— Где мне еще быть, как не здесь, — отзывается, поднимаясь над люком рубки, пожилой моряк с добродушной улыбкой на морщинистом лице — заместитель командира группы по политчасти. — Вот толкую с ребятами. А что, уходим?
— Да, как только объясню задачу.
Один за другим подходят командиры катеров.
Местников коротко передает им о разговоре с Проценко и радиограмме командующего флотом.
— Прошу запомнить места и обязанности в сегодняшнем походе, — заключает командир группы. — Головным — Умников. Давно пора ему внести свой вклад в общий счет и свой счет открыть. Я иду с Умниковым. Справа — Гиршев с обеспечивающим Хабаровым и моим заместителем. Слева — Константинов, за ним Латашинский. Первым атакует Умников, а Хабаров прикрывает его и отвлекает на себя внимание противника. Так же поступает Константинов, когда пойдет в атаку Латашинский. Ясна задача?
Командиры подтвердили.
— Значит, не дожидаясь ночи, следуем на определенную цель? — интересуется Головачев.
— Определенная цель у нас, Василий Михайлович, всегда та же самая — фашисты, — назидательно напоминает Местников. — Где-то чапают, пока мы в базе. Ловчат, а нам надо переловчить их. Для этого требуется выбрать время, вот ключ от их ловкости.
Он стучит по стеклу ручных часов:
— Если до сумерек успеем притти в район поиска, в самый раз угадаем на рандеву. По местам!