Севастопольская хроника (Часть 2)
Шрифт:
Голимбиевский смущенно и сбивчиво начал объяснять, почему он ушел с эскадренного миноносца. Ему было неловко говорить о себе в третьем лице, да еще в присутствии жены. Он мялся, краснел. Но, как известно, моряки не отступают. Он напал наконец на нужное слово, и все стало на свое место.
Если сохранились рапорта краснофлотцев, служивших на эскадре и на кораблях вспомогательного флота Черного моря в сорок первом, то среди бумаг лежит и «слезница» Анатолия Голимбиевского с просьбой отпустить его в морскую пехоту, чтобы он мог лично сражаться с вероломно напавшими на нашу родину германскими фашистами.
С
Из Одессы Голимбиевский вернулся в Севастополь в мичманке, с автоматом на груди, в бушлате, в сапогах с короткими голенищами, по которым сразу узнаешь, что он из морской пехоты. Загорелый, словно бы раздавшийся в груди, переполненный впечатлениями от смертельных схваток с врагом.
Из полка Осипова его перебросили в 25-ю Чапаевскую дивизию Приморской армии, в 164-й Отдельный артиллерийский противотанковый дивизион.
Дивизион был сформирован из моряков, способных не только останавливать танки противника, но и громить их.
После оставления нашими войсками Одессы 164-й Отдельный артиллерийский противотанковый дивизион прибыл в Крым – был выгружен в Инкермане. Отсюда артиллеристов бросили к Армянску, где положение создавалось не просто критическое, а, скорее, трагическое: до войны никто не предполагал, что враг может глубоко проникнуть на нашу территорию, поэтому известные, уже исторически сложившиеся рубежи обороны не были подготовлены к ней.
К сожалению, не были возведены и соответствующие укрепления на Крымском перешейке и под Севастополем.
Опьяненные успехами на Украине, захватив Кишинев, Киев, Одессу, Днепропетровск, Николаев, Херсон, Кривой Рог, гитлеровцы распространялись по Причерноморско-Азовской степи как огонь. В полной надежде на быстрый и счастливый успех они двумя языками всепожирающего пламени ринулись к Дону и в Крым.
Сильно потрепанные в семидесятитрехдневных безотдышных боях под Одессой, моряки и части Приморской армии только что свершили морской переход из Одессы в Севастополь и не успели отдохнуть, а уже надо было идти к Перекопу.
Был на исходе октябрь 1941 года. У Перекопа завязались кровавые бои.
Обе стороны несли тяжелые потери. Особенно тяжелы они были для нас – впереди ни резервов, ни тактического простора, позади ровная как стол степь.
Много погибло в крымских степях наших людей. Людей поистине святой чистоты и отваги. Среди них любимец и герой Одессы, командир 1-го полка морской пехоты полковник Яков Иванович Осипов.
В боях за Крым был ранен и Анатолий Голимбиевский – ему перебило левую ключицу и тяжело ранило правую руку.
С позиций был доставлен в Севастополь, а отсюда санитарным транспортом на Большую землю.
Долго пришлось залечивать раны: вывезенный с поля боя 21 октября 1941 года, он лишь в начале 1942 года вышел из госпиталя.
В прежнюю часть не попал, а был определен в Новороссийский полуэкипаж. Попросился на передовую – не пустили, оставили
Не мог смириться с этим назначением – писал рапорта, получал отказы и снова писал. Друзья утешали – мол, на войне не ты выбираешь, а тебя дело выбирает.
Но Голимбиевский не успокоился.
Его можно было понять – лето 1942 года на Юге сложилось тяжело для нас: вскоре после оставления Севастополя пали Ростов, Краснодар, Ставрополь – горестно перечислять потери того времени, – в результате линия фронта стала длиннее на тысячу километров.
Две сильнейшие группы армий, закодированных гитлеровской ставкой первыми буквами алфавита, неудержимым валом катились по степным просторам Дона и Кубани. Группа армий «А» на Кавказ, а группа армий «Б» – к Волге.
К 20 августа 1942 года группе армий «А» удалось занять большую часть Северного Кавказа, а ее горные стрелки поднялись на высочайшую гору Кавказа и водрузили немецкие флаги на одной из вершин двуглавого Эльбруса. Правда, эти штандарты были сорваны нашими воинами-альпинистами и водружены советские флаги.
У ветеранов войны еще и теперь сжимаются сердца при одном воспоминании о том времени. Чтобы понять их, надо взять карту и попробовать провести линию, по которой проходил фронт осенью 1942 года. Начинать надо с Севера: правый фланг тогда упирался в горный хребет Муста-Тунтури (Баренцево море), а левый – в горы Кавказа (Черное море).
К первым заморозкам линия фронта стала тугая, как тетива. В сводках Совинформбюро появились Нальчик, Моздок, Владикавказ, Марухский, Клухорский и Санчарский перевалы.
Вклинившись в горы Кавказа, немцы пытались убить двух зайцев – пробиться к Каспию и овладеть кавказской нефтью и перевалить через перевалы к Черному морю и разделаться с Черноморским флотом, который связывал их по рукам в осуществлении фантастических замыслов.
Легкость, с какой им удалось пройти от Краснодара до Моздока, вскружила голову; впоследствии, когда пришлось капитулировать на Волге и, как говорят южане, «подрывать» с Кавказа, многочисленные мемуаристы в генеральских мундирах Третьего рейха, объясняя крах гитлеровских планов на Волге и Тереке, выболтали и мечты и лопнувшие надежды пройти в Турцию, а оттуда на соединение с экспедиционными войсками Роммеля и в Иран, за которым лежала так манившая их Индия.
Командование Черноморского флота еще при штурме немцами Майкопа и подступов к Туапсе сформировало несколько отрядов из моряков-добровольцев для борьбы с головорезами из 49-го гитлеровского горнострелкового корпуса, приданного 17-й армии, двигавшейся на Кавказ.
В битве в горах Кавказа особенно отличились моряки батальонного комиссара Коптелова и майора Красникова. Коптеловский отряд был создан раньше, в нем собрались отчаянные люди; во время обороны Севастополя они не раз высаживались в тылу у немцев. А однажды разведчики Коптелова, следуя в тыл врага морем, на двух гребных шлюпках, были встречены двумя итальянскими торпедными катерами из состава так называемой «Десятой флотилии», которой командовал небезызвестный В. Боргезе, вступили с катерами в бой и обратили их в бегство. Был подбит и вынужден был убраться восвояси и немецкий катер-«охотник».