Севастопольская хроника
Шрифт:
На внешнем рейде его мигом засекли вражеские наблюдатели, и батарея – ему поручалось уничтожить ее – открыла огонь. Несколько минут до этого в контрбатарейном поединке она пыталась накрыть крейсер «Червона Украина». Крейсер оказался не по зубам вражеской батарее, она стала искать счастья на новой мишени: залп – снаряды легли по правому борту, еще залп – огромный всплеск слева. Вилка. Следующий выстрел по закону артиллерийской стрельбы – накрытие.
Надо было видеть в эти минуты Василия Николаевича на мостике «Ташкента», чтобы понять, что такое воинская одухотворенность, что есть призвание. «Ташкент», не дожидаясь координат местонахождения батареи, вступил в контр батарейный поединок, руководствуясь расчетными данными дальномерщиков, и тотчас же пошел противоартиллерийским зигзагом по рейду, ведя наблюдения за вспышками батареи, находящейся за несколько километров в замаскированном месте среди неровностей степного Причерноморья.
Между тем батарею засекли корректировщики лейтенанта Борисенко, счислили место и тотчас же передали на лидер эти данные. Рацию Борисенко запеленговали румыны и передали на корабль ложные координаты. Дуэль радистов закончилась в нашу пользу, радист корректировочной группы показал себя настоящим виртуозом: он успел буквально в мгновение сообщить, что предыдущие координаты неправильны, они переданы вражеской рацией, правильны вот эти координаты, и он повторил переданные ранее данные. К счастью, в этот миг вражеская батарея сделала залп, и вспышка огня была засечена дальномерщиком «Ташкента».
Орудия корабля дали залп. Он не достиг цели, но снаряды легли в непосредственной близости от батареи. В это время, просчитавшись на дезинформации, румынское командование бросило к тому месту, где находился корректировочный пост, подразделение солдат, чтобы захватить и уничтожить корректировочную группу Борисенко.
Моряки отбивали атаки пулеметным огнем и продолжали наблюдение за огнем лидера, и передавали поправки. Наконец в семнадцать тридцать артиллеристы «Ташкента» разделались с батареей противника: на корабль от корпоста пришло сообщение: «Батарея врага уничтожена!»
Во время атаки и ликвидации вражеской батареи на мостике «Ташкента» находился командир отряда кораблей Северо-Западного района контр-адмирал Вдовиченко. Он объявил благодарность экипажу лидера и приказал передать семафор на все корабли отряда: «Учитесь стрелять и вести себя под огнем противника у лидера “Ташкент”».
Да. Таким был Василий Николаевич Ерошенко в августе 1941 года. Сейчас июнь 1942 года, Ерошенко уже не капитан-лейтенант, а капитан 3 ранга, носит золотые листья на козырьке фуражки; зрелый, опытный командир, прославленный герой.
На шахматном столе в кают-компании лежал свежий номер «Красного черноморца». Газета сообщала: «…наши войска под Севастополем ведут ожесточенные бои с превосходящими силами противника…» Конечно, по этому краткому сообщению трудно было понять, сколь сложно положение осажденного гарнизона. Шел уже восьмой месяц обороны города. Армейские командиры рассуждали о тактике и стратегии в обороне. Ворожейкин смотрел на офицеров с восторгом. Однако не все из них понимали, что делается в Севастополе. Может быть, поэтому они находили возможным сравнивать нынешнее положение в Севастополе с обороной 1854–1855 годов. Июнь 1942 года с августом 1855 года. Командиры говорили зачем-то о бездарности светлейшего князя Меншикова, который допустил сосредоточение войск Сент-Арно и лорда Кардигана у Федюхиных высот и у Балаклавы. Говорили о мужестве защитников города: о Корнилове, Нахимове и Истомине, что если бы не было этих военачальников, то светлейший, растерявший свои войска в Альминской долине, сдал бы город противнику. Капитан Семеко долго слушал, потом не вытерпел и вступил в разговор. Он считал, что сравнение этой обороны с прошлой правомерно лишь в одном, что, как и тогда, теперь город отстаивают русские люди с тем мужеством, которое долго будет поражать мир. В остальном же имеется существенная разница: в ту оборону Севастополь был связан с Россией по суше – достаточно было переправиться через Северную бухту, и можно считать себя в безопасности. Теперь Севастополь – остров. В осажденный город можно попасть либо морем, либо по воздуху. В ту оборону противник пришел к Севастополю с моря, а в эту – с суши.
В 1855 году в восьмой месяц обороны ядра неприятельских пушек не долетали до Приморского бульвара. Там вечерами играла полковая музыка и офицеры из свиты светлейшего князя бодрили себя напитками. В те дни смерть настигала героев на бастионах и редутах да при вылазках, когда защитники города сходились врукопашную с зуавами маршала Канробера. Теперь фронт и опасность везде; на каждом вершке севастопольской земли, где не достанет пуля – достанут снаряды и бомбы…
Узнав, что капитан Семеко севастополец да еще и участник обороны и всего лишь полтора месяца оттуда, командиры попросили его занять место за столом и поподробнее рассказать об осажденном городе. Семеко охотно согласился. Он вытащил из планшета лист бумаги, карандаш, быстро начертил план.
– Вот здесь наши позиции, а это…
Он не успел закончить фразу – в кают-компанию вошел старший помощник командира «Ташкента» капитан-лейтенант Орловский.
– Товарищи командиры, – сказал он усталым голосом, – прошу приготовиться, подходим к Севастополю. С корабля сходить тотчас же, как только ошвартуемся: район, куда пристанет «Ташкент», обстреливается артиллерией противника…
Над Севастополем стояло зарево. По вспышкам артиллерии, по разноцветным пулеметным трассам и по полету бризантных снарядов капитан Семеко угадывал, что делалось в осажденном городе, и рассказывал нам. Ворожейкин, молча, устало переставляя ноги, шел сзади, прислушиваясь к рассказам капитана. В сумраке море едва было заметно. Гул, похожий на отдаленный гром, разрывал воздух. Сопровождавшие «Ташкент» миноносцы подошли ближе к берегу и открыли огонь. «Ташкент», не желая себя обнаружить, молчал. Ему нужно было скрытно подойти, произвести высадку прибывшего на его борту войска, выгрузить боеприпасы, артиллерию, продовольствие, принять раненых и до наступления рассвета уйти.
Мы поблагодарили командира корабля Ерошенко, комиссара Коновалова и старшего помощника Орловского и сошли вместе с Ворожейкиным и капитаном Семеко по шаткой сходне на причал. Ворожейкину надлежало явиться на флотский командный пункт, а Семеко собрать своих орлов и двигаться по назначению.
В темноте едва виднелся берег: разбитые домики и обгоревшие склады. У самой воды стояла толпа: ходячие раненые, женщины и дети.
Проходя мимо раненых, столпившихся на узкой прибрежной полосе бухты в ожидании корабля, мы ощутили сильный запах гнилой крови. Раненые отчаянно смолили цигарки, пряча их после каждой затяжки.
Вслед за нами сошла группа командиров стрелковой бригады, и началась выгрузка оружия и солдат.
Береговая полоса, к которой причалил «Ташкент», была узка и тесна. Раненые раздались в сторону, образовав коридор. Когда шли коридором, раненые, с любопытством рассматривавшие солдат, выкрикивали:
– Держите, братки, Севастополь крепче! Подлечимся – сменим вас!
– Будьте покойны! Лечитесь себе на здоровье, а мы не сплошаем! – ответил один из солдат, и мы легко узнали голос Синявина.
Услышав этот голос, мы все ощутили радость: хорошо, когда есть на свете такие вот спокойные, деловые, добрые и вместе с тем бесстрашные русские люди, как этот Синявин.
Захотелось попрощаться с Синявиным и его товарищами. Схватившись за руки, мы направились к колонне, напряженно вглядываясь в темноту.
Бригада строилась у подножья холма. На вершине холма время от времени рвались снаряды: гитлеровцы били с Северной стороны.
– Вот и севастопольская земля, – говорил Синявин.