Севастопольская страда (Часть 1)
Шрифт:
Корнилов тотчас же сел на еще не остывшую лошадь, и около библиотеки съехались два генерал-адъютанта.
– А я и не предполагал, что застану вас дома, Владимир Алексеевич, сказал, здороваясь, Меншиков.
Почувствовав какую-то неприязнь и колкость в этих словах, выпрямился на седле Корнилов.
– Я объехал первую и вторую дистанцию, ваша светлость!
– Ах, вы уже были там! Ну, что?
– Когда я был на шестом бастионе, слышен был сильный взрыв на французской батарее, - взорвался пороховой погреб.
– А-а! Это хорошо!
– Я уехал успокоенный, ваша светлость. Французов мы заставим замолчать, и очень скоро.
– Да, мне тоже кажется, - если мне не изменяет слух, - что с той стороны, от Рудольфа, канонада стала слабее, зато у Истомина очень жарко. Там мы несем большие потери.
– Я думаю, что и англичане тоже... Сейчас я поеду туда.
– Но если вы говорите, что французские батареи вот-вот будут к молчанию приведены, тогда я, стало быть, видел самую жестокую картину артиллерийского боя... Ну что ж... лишь бы хватило снарядов... Надо позаботиться о снарядах.
– Трех офицеров я назначил, ваша светлость, следить за доставкой снарядов на батареи... что же касается фортов, если вздумает пожаловать к нам эскадра, то они получили достаточный запас...
– Я имею в виду, что атака с моря будет непременно, не нам с вами ее накликать, но она как будто даже запоздала несколько... В таком случае мне, я думаю, лучше проверить готовность фортов Северной стороны.
И Меншиков двинулся к Екатерининской пристани, до которой провожал его Корнилов.
Князь расстался с Корниловым очень любезно, но в тоне, каким он просил его беречь себя и не рваться на явную опасность, почудилась Корнилову какая-то скрытая, далеко затаенная насмешка, и еще ядовитее показались первые его слова: "А я и не предполагал, что застану вас дома!"
Канонада гремела; ядра падали около и выбрасывали камни мостовой на тротуар; Южная бухта будто кипела от обилия разрывавшихся над ней конгревовых ракет, от каленых ядер и бомб, щедрой рукой посылавшихся с английских батарей; но едва только отчалила от пристани и пошла в очень опасный путь шлюпка с князем и его адъютантами, Корнилову будто даже в виски ударила изнутри эта спрятавшаяся на время насмешка: "Не предполагал, что застану дома!"
Не раз приходилось говорить самому Корнилову о Меншикове, что он просто бежал из Севастополя в Бахчисарай, оставив город и порт без защиты. И вот теперь, - нужно же было так случиться!
– он, этот беглец, возвращаясь с опаснейшего участка обороны, застает его дома, за чаем!
Флаг-офицеры его, благодаря которым попал он не на Малахов впереди колонны арестантов, а домой, сразу стали ему противны, и он разослал их с приказаниями - одного по доставке снарядов на батареи, другого - по уборке раненых и убитых в городе; с ним остался только лейтенант Жандр, наиболее скромный и молчаливый.
Ненужно горяча лошадь, Корнилов поскакал по Екатерининской улице к театру, около которого стояли резервные части; посмотрел, как они укрыты от снарядов противника, справился, много ли потеряли людей. Кирьякова предупредил, что штурма, по мнению светлейшего, можно ожидать скорее всего со стороны Малахова кургана, но когда Кирьяков упорно почему-то начал уверять его, что он ждет штурма отнюдь не там, а со стороны четвертого бастиона, что весь его военный опыт говорит именно за это, - Корнилов направился на близкий от площади четвертый бастион снова.
Там представился ему новый начальник штаба генерала Моллера, - то есть его штаба, - присланный из Петербурга полковник Попов, о котором накануне писал ему Меншиков.
Корнилов думал встретить в нем самоуверенного знатока военных дел, как все штабные в полковничьем чине; но перед ним стоял сырого вида и значительно уже оглушенный канонадой человек, который слушал его открытым ртом, а говорил - казалось так - ерзавшими вверх и вниз по лбу толстыми каштановыми бровями: он имел слабый голос, и слов его не было слышно из-за беспрерывной пальбы.
Однако Корнилов заметил, что убитые и тяжело раненные не валялись уже теперь здесь и там, как было это в его первый приезд; они были убраны, хотя сюда и не были направлены им арестанты, как он обещал Новосильскому.
От орудий шел пар, заметно белевший на фоне сплошного дыма, - их обильно поливали водой, значит, успели уже подвезти бочки. Комендоры сбросили с себя мундиры: слишком жарко было около орудий.
Улучив момент, Попов доложил, что был командирован военным министром, князем Долгоруковым, с назначением начальником штаба не крепостных, а полевых войск армии Меншикова, но командующий армией решительно заявил, что начальник штаба ему не нужен, так как у него нет штаба и он не собирается его заводить.
– Поэтому его светлость и откомандировал меня к вам, - закончил в новый, тихий сравнительно момент полковник и этим еще больше понравился Корнилову.
– Буду благодарить за вас князя!
– прокричал он Попову.
– Вижу, что нам принесете вы большую пользу!
Попов преданно наклонил голову.
Потом он ехал верхом рядом с Корниловым уже как признанный начальник штаба гарнизона крепости, обязанный до мелочей знать все, что делается для обороны.
Между бараками четвертого бастиона, по горе, над бульваром, по которому точно прошел ураган, заваливший буреломом аллеи, он рысил осторожно, держась в отдалении от редута "Язона", где команда с брига этого имени стояла около двух батарей своих бомбических орудий.
– Генерал Кирьяков убежден, что штурмовать нас готовятся союзники именно с этой стороны, - говорил Корнилов.
– Поверим его опытности... В таком случае вам придется остаться здесь, на второй дистанции.
– Слушаю, - я сам того же мнения, - с готовностью отозвался Попов. Но я был на третьем бастионе. Туда направлен весьма сосредоточенный огонь. Штурмовать нас могут и оттуда тоже.
– Вот видите, а мне никто не донес, - встревожился Корнилов.
– Тогда я поеду прямо на третий бастион.