Севастопольская страда (Часть 3)
Шрифт:
– Нужно подождать другого приказания князя, - попробовал он в последний раз убедить своего начальника.
– Как другого приказания?
– удивился Реад.
Он был новым в Крыму человеком и не вполне еще успел изучить Горчакова. "Приказание, контрприказание, отмена приказания", - этого ожидал Веймарн, но Реад пришел к мысли, что Горчаков захотел воспользоваться туманом и ранним утром, что спустя полчаса, например, идти в атаку придется уже под первыми лучами солнца.
– Мне кажется, нужно несколько подождать, - сказал Веймарн.
– Je ne peu pas attendre; j'ai l'ordre du Prince*, -
– Вы двинете вперед для атаки Одесский полк!
_______________
* Я не могу ожидать, я имею приказание князя (фр.).
Веймарну теперь ничего уж не оставалось больше, как подчиниться чему-то заведомо нелепому, чему безропотно должны были подчиниться и солдаты Одесского, а за ним и двух других полков славной 12-й дивизии.
Этой дивизией командовал теперь генерал Мартинау, а Одесским полком полковник Скюдери, отличившийся в Балаклавском сражении 13 октября.
Обычно жизнерадостный и веселый, Скюдери в эту ночь одержим был мрачным предчувствием и, когда получил приказание строить свой полк в колонны к атаке, удивленно возразил только:
– Кто же атакует укрепленные позиции без бомбардировки?
– и, не получив на этот вопрос ответа, добавил: - Вот оно! Началось!..
Атаку на Федюхины высоты нельзя было вести, не овладев каменным мостом через Черную, а мост этот, называвшийся Трактирным от бывшего здесь раньше трактира, прикрывался укреплением с правого берега реки.
– Выбить неприятеля из укрепления, овладеть мостом, переправиться через реку - по мосту, вброд и потом... вести полк свой в атаку на Федюхины, - тоном приказа, делового, точного, краткого, обратился к Скюдери командующий дивизией.
Скюдери повторил приказание:
– Выбить из укрепления... Занять мост... Переправиться... Вести в атаку...
Оценив по достоинству, по степени трудности каждое из этих четырех действий, заданных его полку, Скюдери покачал головой, безнадежно махнул рукою и бодрой, твердой походкой направился к четвертому батальону своего полка, стоявшему впереди трех других.
Четвертый батальон стоял уже построенный в ротных колоннах, с легкой артиллерией в интервалах между рот; остальные батальоны построены были в колоннах к атаке, то есть сплошными массами.
Но впереди четвертого батальона выстроились две роты стрелков, составляя цепь штуцерников... Все были готовы. Барабанщики застыли на своих местах, подняв палочки над барабанами. И солдаты и офицеры были в шинелях, как это вошло в обыкновение при ночных боях в Севастополе, какие бы жаркие ни стояли дни. Впрочем, у реки, в тумане вполне впору была шинель.
Вот сильная ружейная пальба поднялась вдруг влево, у сардинцев, на Гасфорте. Мартинау, появившись перед Скюдери, закричал:
– Артиллерию вперед! Прикажите сниматься с передков!.. Открыть ружейный огонь!.. Что же вы! Там уж атака!..
Он указал рукой влево и кинулся сам торопить артиллерию. Пальба началась. Она подействовала на солдат, как удар по их тесно сплоченному локтями серошинельному телу. Вперед их летели ядра, и пули, и картузы картечи, вот-вот раздастся команда их командира полка, затрещат барабанщики, и они бросятся вслед за свинцовым горохом туда, где пока еще почему-то тихо, - притихли враги...
Пять минут... десять... Всё хлопают частые выстрелы легких орудий, дым смешался с туманом, разрываемым в клочья, как каляная парусина, то ружейными залпами, то одиночными выстрелами стрелков впереди...
Становится как-то даже неловко, неудобно, тесно стоять без движения на одном месте, когда давно уже приготовились к сильному, порывистому броску тела...
Но вот ординарец Реада, юнкер, неокрепшим, ломающимся, козлиным каким-то голосом проверещал, подъехав:
– Одесскому полку занимать мостовое укрепление!
– Одесскому полку!.. Занимать укрепление!
– пошла передача в рядах с тыла на фронт.
Полковник Скюдери подтянулся, стал перед тринадцатой ротой и совершенно спокойно и громко, точно смертный приговор произнес своему полку, скомандовал:
– Ба-таль-оны впере-ед! Дирекция на середину! Скорым шагом, ма-арш!
Однообразно, будто гвозди вбивали в спину впереди идущих, колотили в барабаны барабанщики; батальоны двинулись в атаку, отбивая шаг.
III
Французы не отвечали ни на артиллерийскую стрельбу, ни на огонь стрелковых команд в цепи: могло показаться, что предмостное укрепление было очищено загодя, ночью. Но только что пошел в атаку Одесский полк, как ожило и зашевелилось там все и тут же окуталось густым пороховым дымом, и в движущиеся без выстрела стены русских каждая дождавшаяся своего момента вражеская пуля била без промаха.
Только ли это, однако? Нет, - все горы впереди заревели вдруг и задымились, бросая навстречу одессцам давно уже приготовленные для этого запасы сплошных и полых снарядов, а также и пуль.
Небо стало уже светлым и чистым этой изумительной, сквозящей и опьяняющей утренней чистотой, хотя солнце еще не выкатывалось из-за горизонта, но вся долина Черной речки была в белом густом тумане и дыму. И в этом дыму и тумане, роняя убитых и тяжело раненных и тут же смыкаясь вновь, сверкая иногда, в разрывах тумана и дыма, холодной синью штыков, шагал вперед четвертый батальон под четкую дробь барабана.
Таившиеся в предмостном укреплении зуавы не вынесли вида этой движущейся на них лавины; прекратив пальбу, они бросились толпами кто через мост, кто прямо вброд через речку, на другой берег.
Верные своей боевой тактике, они открыли было пальбу оттуда, с того берега, но пальба эта была недолгой: миновав укрепление, тем же быстрым и ровным шагом одессцы двинулись на мост шестирядной колонной. Однако на мост были заранее направлены пристрелянные французские пушки с Федюхиных высот. На мосту, при разрыве гранаты, был убит командир четвертого батальона и еще несколько офицеров выхвачено было из первых рядов.