Север Москвы
Шрифт:
Я вспомнила, как Миша открывал замок на двери вестибюля: он тоже тихонько шипел на него. Я покосилась на Мишу. Тот понял, о чем я думаю, и брезгливо покривился. Сравнение явно ему не нравилось.
С одной из эльфийских стометровых сосен соскользнула белка. Обычная, серая городская белка, никак не измененная, со скромным хвостом. Она проскакала к Любе, забавно спотыкаясь, и замерла у ее колен. Люба посмотрела на белку, взяла ее поперек тельца и засунула в пасть.
Я отвела взгляд. Миша тихо выругался. Люба съела белку вместе с шерстью. Некоторое время она сидела неподвижно, будто прислушиваясь к тому, что происходит у нее внутри.
Потом заговорила.
Больше всего это похоже на совмещение слоев в фоторедакторе. Два полупрозрачных слоя с разными изображениями. Они склеиваются. Так возникает что-то новое, по отношению к исходникам искаженное, но в то же время — более целостное. Одним из таких слоев стала наша обыденность. Что стало вторым, Люба пыталась объяснить несколько раз, но мы так и не сумели понять ее. Она сбивалась на слова из языка ялийфирр и не могла перевести. Я усвоила немногое. Слои склеились на равных правах. То, что нас окружает, иное ровно настолько же, насколько наше. И еще: многих элементов второго, чуждого слоя мы пока не воспринимаем. У нас нет привычки к восприятию и — иногда — нет нужных органов.
— Но появятся, — пообещала Люба и умолкла.
Что-то шевелилось под кожей ее горла. Любе не требовалось переводить дыхание: у ялийфирр чудовищный объем легких. Но ее выматывала необходимость произносить гласные. Она часто делала паузы.
— Это как? — спросил Миша.
— Все совместились. Не только мы. Дома. Метро. Вы тоже. Вы только не поняли.
— Мы что, тоже эльфы? — в голосе Миши звучало плохо скрытое отвращение.
Рот Любы выгнулся. Это была не усмешка, а другая, непонятная гримаса.
— Много существ, — ответила она. — Есть много разных. Ты... не ялийфирр. А Вика — да.
В первый момент я не то что не поверила ушам — я просто этого не услышала. Слова прошли мимо сознания. Я увидела, как Миша уставился на меня круглыми глазами. Я заметила подобие усмешки на лице Любы. Я спросила:
— Что такое?
— Ялийфирр, — прошелестела Люба. — Вика, ты — ялийфирр.
Я помотала головой:
— Ну и шутки у вас.
— Ты — ялийфирр, — повторила Люба. — И ты изменишься, когда совместишься.
Я обиделась и разозлилась. По-моему, это была плохая шутка. Мне не понравилось.
— Вранье, — сказала я. — Все, кому положено, уже изменились. Даже Астра перестала расти.
— Нет, — Люба смотрела мне в глаза. Если бы у стоматологического бура был взгляд, он был бы именно таким. — Нет. Дома изменились раньше, потому что в них раньше... никого не было. Никто не сопротивлялся. Люди будут сопротивляться. Долго.
Я пожала плечами.
— Я тебе не верю.
— Это глупо, — сказала Люба.
— Если бы я была эльфом, я бы как-нибудь это чувствовала.
— Сопротивлялась, — лицо Любы исказилось в зубастой ухмылке.
— Вика, — вдруг сказал Миша.
Голос его звучал странно. У меня мурашки по коже побежали. Я быстро обернулась к нему. Вид у Миши был виноватый. Нервными механическими движениями он достал сигарету и стиснул так, что она раскрошилась.
— Вика, — сказал он, — ты... Вообще-то ты правда эльф.
Я хотела ответить «и ты туда же!», но ответила только:
— Что?
— Мне Лапа сказала, — жалобно выговорил Миша. — Я сначала решил, она напутала чего-то.
— Миша, что ты несешь?
Он вздохнул и повесил голову.
— Вика, — сказал он. — У тебя даже взгляд такой же.
Тут меня осенило.
— А те двое, — спросила я, — которые приезжали к Астре. Они за мной приезжали?
Люба едва слышно просвистела что-то на своем языке. Потом ответила:
— Посмотреть.
— Ясно.
Я поднялась и вскинула на плечо рюкзак.
— Я думаю, что вы все ошиблись, — сказала я. — И Лапа что-то напутала. Люба, расческу я отдам Валентине Петровне и скажу все так, как ты просила. Миша, пошли. Лапа нас ждет.
— Пошли, — грустно согласился Миша.
Он запалил мятую сигарету и встал. Люба тоже встала, выпрямившись во весь колоссальный рост. Ее тень упала на меня. Из горла ялийфирр вырвался едва слышный короткий скрежет. Послышался цокот копыт: равнодушная лошадь тронулась с места и подошла к хозяйке.
Люба пыталась говорить в голос. Я слышала, как это ей трудно: на свист и шипение срывался каждый слог.
— Ты... вер-р-р... неш-ш-шь... с-с-ся...
Я пожала плечами.
23.10.12