«Север» выходит на связь
Шрифт:
Работало в радиоцентре несколько бывших балтийских моряков, можно сказать, первых русских радистов. Дело свое операторское знали они мастерски, а вот теорией похвастаться не могли. И, зная эту свою слабость, помогали чем могли молодым своим ученикам. Чуть что, слышно: «Иди, иди, сынок, учись. Негоже занятие пропускать. Уж я за тебя продежурю». И молодой радист, механик ехал в институт, от компании не отставал.
Михалин в вагоне старался подсесть к двум своим дружкам — докам в математике и физике. Они, в свою очередь, считали Бориса, коммуниста с 1929 года, более сведущим, в истории партии, философии. О чем ни заговорят — всем троим польза.
В день, когда должна была состояться первая лекция по радиотехнике, Михалин переживал примерно то же, что испытывает театрал перед долгожданной премьерой. И не обманулся. Вот только на кафедру поднялся не седовласый старец, каким Борис представлял себе профессора, а средних лет человек в военной форме. Представился коротко — и к делу.
Иной о музыке говорит так, что слушатели засыпают, а вот асеевские лекции по радиотехнике воспринимались как музыка. Нет, у него не бывало длинных отступлений, рассчитанных на отдых, разрядку аудитории. Они ему, исключая короткую шутку, острое словцо, не требовались. Зато как образно, ясно и просто толковал он о сущности сложных физических явлений! Голос громкий, тембр приятный. Студенты успевают и слушать, и записывать, и списывать с доски формулы, срисовывать схемы.
Теперь Михалин знал Б. П. Асеева не только по книгам; он был просто влюблен в профессора. Но знал ли тот Михалина? Лабораторными занятиями руководили ассистенты, экзамены принимали другие преподаватели…
Но Асеев, расхаживая на лекциях вдоль доски, оказывается, успевал внимательно вглядываться в аудиторию. Естественный интерес педагога к своим ученикам? Не только. Профессору хотелось угадать в ком-либо из студентов нового Попова, Шулейкина, Бонч-Бруевича, Берга — не иначе. С какой бы тогда стати Борис Павлович с излишней прямо-таки для лектора внимательностью интересовался научным, техническим творчеством будущих радиоинженеров? Так вот однажды и попался ему «на крючок» Михалин-тезка.
— Борис Андреевич, — сказал профессор, — я познакомился с вашей работой, видимо, будущим дипломным проектом. Прямо скажу: интересно. Ответьте-ка мне, когда и почему пришла к вам эта идея?
Михалин рассказал, где работает, о том, как слышат подчас радисты радиоцентра аварийные сигналы моряков, летчиков, полярников. Тревожное «SOS» оказывается последним сеансом связи с Большой землей, потом — молчание. Заключил Михалин своей мечтой:
— Если бы у них была запасная радиостанция…
Асеев улыбнулся. Сразу понял, не дал договорить:
— Ваш дипломный проект может иметь практическое значение и для обороны страны. Но чтобы довести дело до конца, условия нужны. Вот я и думаю: не перейти ли вам на работу в одну радиолабораторию?
Лицо Михалина просияло улыбкой. Он был уверен, что ему чертовски повезло. Надо же, каким-то случаем Асееву попался на глаза именно его будущий диплом, мог бы ведь и чей-нибудь другой. Согласен, он, конечно, согласен работать там, где скажет профессор. Лишь бы дело шло.
Что бы ни казалось тогда Борису Михалину, да только не один он был такой удачливый. Тысячи радиолюбителей пользовались исключительно благоприятными условиями для своей работы, которые сложились в стране с середины двадцатых годов. Постановление правительства «О частных приемных радиостанциях», кружки и клубы, массовые радиожурналы, широкая возможность каждому получать радиотехнические знания. Добрый посев давал дружные всходы, радиолюбители деятельно способствовали прогрессу советской радиотехники и особенно тем, что стали разведчиками в тогда еще малоизведанном мире коротких волн.
Короткие волны поражали и захватывали каждого, кто ими интересовался. Первыми в мире ощутили это советские ученые и инженеры. В 1923 году М. А. Бонч-Бруевич и В. В. Татаринов в знаменитой Нижегородской радиолаборатории начали эксперименты с волнами короче 70 метров, выяснили некоторые их особенности. Короткие волны отражаются от ионизированных слоев атмосферы; за счет отражений даже с передатчиком малой мощности можно устанавливать дальнюю радиосвязь. И уже через три года заработала магистральная коротковолновая линия Москва — Ташкент, была налажена регулярная связь на коротких волнах между Нижним Новгородом и Владивостоком.
А вот всего лишь два факта из истории советского радиолюбительства. 3 июня 1928 года юный коротковолновик Шмидт из Вохмы первым в мире принял сигналы бедствия, посланные из Арктики экспедицией Нобиле на дирижабле «Италия». 12 января 1930 года Эрнст Кренкель, находившийся на Земле Франца-Иосифа, с помощью маломощного передатчика и самодельного двухлампового приемника установил полуторачасовую связь с американской экспедицией адмирала Берда, пребывавшей вблизи Южного полюса. Долгие годы оставался непобитым этот мировой рекорд дальней связи — 20 000 километров!
С короткими волнами было связано и задуманное Михалиным. Толчок, импульс к творческому поиску, что в сущности и можно назвать «везением», «удачей», исходным пунктом творческого союза с Б. П. Асеевым, дала обстановка радиоцентра, где студент-вечерник электротехнического института работал уже не один год.
Подмосковный радиоцентр — один из первенцев советского радиостроения, его эксплуатация началась в мае 1921 года. Действующие тогда в Москве Октябрьская и Шаболовская станции были приемно-передающими. Совмещение приема и передачи делало связь неудобной, несовершенной. Подмосковная радиостанция строилась специально приемной, но зато с куда большим радиусом действия и более защищенной от помех мощных соседей. Ее начальным предназначением был направленный избирательный прием радиосигналов из Польши, Германии, Франции, Англии, Италии, а в пределах страны — из Ташкента. И что самое главное — впервые в России — одновременно.
Приемная радиоаппаратура позволила во много раз увеличить пропускную способность передающих станций. В дальнейшем, особенно в связи со все более широким применением коротких волн и ростом радиомагистралей, Подмосковный радиоцентр подвергался реконструкции. Новая техника позволяла расширять диапазон приема. Охватывалась и Арктика, вплоть до полюса.
У Главсевморпути, ГБФ уже были свои центральные радиоузлы. Но в особых случаях к ним на помощь подключался и радиоцентр: «караулили» в эфире сигналы бедствия кораблей и самолетов. Через цепочку других радиостанций устанавливалась связь с челюскинцами, с папанинской льдиной — там, на «макушке» Земного шара. Слышали и позывные советских воздушных кораблей, совершавших трансполярные и межконтинентальные рейсы.
Принятые сообщения передавались по проводам в Москву, в аппаратную Центрального телеграфа. В дни дальних перелетов или спасательных операций тут дежурили члены специальных государственных комиссий, штабов. Каждую весточку ждали с волнением. Весь персонал радиоцентра переживал драматические моменты этой связи. Тревожились о людях: как они, что у них, не нужна ли помощь? Народ следил. Мир следил.
В радиоцентре все внимание в такие дни было обращено на Александра Андреевича Сарычева и Михаила Филипповича Усанова. Оба с Балтики, в первую мировую войну на Аландских островах поддерживали радиосвязь с кораблями действующего русского флота. После революции перебрались в Москву и все свое мастерство отдали молодому социалистическому государству. Через огненные фронты гражданской, через кордоны блокады они посылали в эфир всему свету, всем народам ленинские слова правды, обращения первого в мире рабоче-крестьянского правительства.