Север
Шрифт:
Да, это и впрямь было истинной правдой. Только из-за Нади он сюда и вернулся, только поэтому и сидел сейчас среди других бойцов в ожидании начала атаки. Варвары хотят разрушить мир, в котором живет его любимая. А значит, его долг — не дать им этого сделать. Он будет убивать врагов до тех нор, пока сам будет в состоянии дышать и двигаться. А потом можно и умереть. Даже хорошо бы. Пусть он и не купит своей смертью Надиного прощения, но, во всяком случае, не будет больше страдать под этим невыносимым грузом вины. В конце концов, тогда он не будет жить без нее, потому
О том, что варвары все-таки двинулись в сторону КАЭС, наблюдатели доложили, когда еще только-только начинало смеркаться. Все имеющиеся силы тут же были приведены в боевую готовность. Следовало дождаться, когда вражеские полчища в панике ринутся назад, и ударить по ним всей мощью центрального и северного периметров, усиленной прибывшими охранниками станции. Бойцы же южного сектора должны были создать собою широкий заслон, не давая врагу разбежаться по лесам или ускользнуть в сторону Кандалакши. По сути, варваров собирались окружить и полностью уничтожить. Пленных было приказано не брать.
И вот, наконец, когда над Полярными Зорями опять опустилась ночь, расцвеченная, как и сутки назад, зелено-розовыми языками северного сияния, прозвучала команда: «Вперед!»
В тот же миг Нанас перестал быть самим собой. Он и на самом деле стал сейчас дикарем, таким же варваром, как и те, с кем он сражался. Патроны в автомате кончились почти сразу, и хитроумное оружие, результат человеческого гения, превратилось в его руках в примитивную первобытную дубину. Забыв про боль в раненой руке, взбешенный саам крушил ею врагов налево и направо, издавая при этом те же самые вопли, что звучали здесь, наверное, еще многие тысячелетия назад, во время схваток враждующих племен кроманьонцев.
Дикарями сейчас были все — и варвары, и защитники города. Война никого не делает цивилизованным, а уж тем более такая, когда к середине ночи у всех уже кончились патроны, — жестокая рукопашная сеча.
Да, варвары были деморализованы и дико напуганы обрушившимся на них возле КАЭС «ментальным шквалом». Но этот ужас сделал их совершенно невменяемыми, им больше нечего было ни бояться, ни терять.
Кровь лилась бы рекой, не впитывай ее тут же быстро тающий, исходящий морозным, подсвеченным зеленым и розовым паром снег. Казалось, на место схватки обрушился теплый весенний дождь — так быстро он таял вокруг. Вот только воды этого теплого, почти горячего дождя падали не с неба, и были они черными, и пахли смертью…
В какой-то момент Нанас понял, что машет автоматом и зажатым в левой руке ножом напрасно. Вокруг него никого не было. Не было живых… Ни варваров, ни защитников города. Два бездыханных тела в звериных шкурах темнели возле его ног — и все. Вероятно, в пылу драки, догоняя врагов, он углубился далеко в лес. Ну что ж, всполохи северного сияния давали достаточно света, чтобы вернуться по своим же следам.
Юноша забросил автомат за спину, вложил клинок в ножны и повернулся, чтобы сделать первый шаг, да так и замер с поднятой ногой. Из-за ближайшего дерева к нему вышла… Шека.
Словно зачарованный, Нанас был не в силах ни шевельнуться, ни даже отвести от нее взгляд. Дикарка шла очень медленно, но все равно скоро оказалась возле него. Так близко, что саам наконец-то сумел различить цвет ее глаз. Те оказались зелеными. Впрочем, возможно, они всего лишь отражали красочную феерию ночного неба. Но в любом случае, они по-прежнему были прекрасными.
— Достань нож, — сказала Шека.
Не до конца очухавшийся парень не сразу понял смысл приказа, но когда увидел в руке красавицы блеснувшее лезвие, все встало на свои места: женщина вызывала его на бой.
— Можешь убить меня так, — сумел наконец вымолвить он. — Я не буду с тобой драться.
— Будешь! Достань нож!
Нанас вынул нож и отбросил его в сторону.
— Не буду. Я не достоин честного поединка с тобой.
Шека взмахнула рукой. Ее нож блеснул и тоже нырнул в сугроб. Дикарка шагнула к парню и вдруг рванула с себя шкуры, обнажая грудь.
— Ты победил. Я твоя. Возьми!
Нанас попятился. Ноги его предательски задрожали.
— Я… недостоин, — пробормотал он. — Я чужой…
— Ты — нет. Чужие они. Кому ты служил.
— Я служил, потому что хотел стать своим! — закричал Нанас. — И я не хотел никому зла! А вот зачем ты сюда пришла? Зачем несешь беду и горе? Их в этом мире хватает и без тебя! Ты здесь точно чужая! Чужая! Ты!..
Шека с горечью усмехнулась:
— Была чужая. Теперь нет — я умру здесь, стану своя. Возьми меня. Или убей.
Она снова шагнула к нему, протягивая руки, но тут раздался короткий свист, глухой звук удара, и Шека, качнувшись, стала падать на юношу. Он подхватил ее и почувствовал, как его ладонь становится горячей и мокрой. Чуть подняв руку, Нанас нащупал стержень арбалетного болта.
— Иди к ней… — улыбнулась дикарка и закрыла глаза.
Нанас осторожно опустил Шеку в мерцающий разноцветными сполохами снег.
— Идти… к кому?.. — спросил он у мертвого тела.
— Ко мне, — произнесла Надя, выходя из-за деревьев. В руке она держала арбалет. — Для меня ты не чужой.
— Но я…
— Молчи. Ты все сказал мне до этого. Хватит. Теперь моя очередь. Хотя, я уже ответила, — приподняла арбалет девушка.
Она подошла к Нанасу, заглянула в его глаза, и парень отчетливо понял, что говорить ему и впрямь ничего больше не нужно.
— Пошли к Сейду, — взяла его за руку Надя. — Соскучилась.
ЭПИЛОГ
Как пронеслись-пролетели остаток зимы и весна, Нанас почти не заметил — слишком уж много пришлось на это время дел и событий. Казалось, едва ли не вчера они с Надей прощались с Сейдом и его четвероногими друзьями, провожая тех в долгий заснеженный путь к родной стае, как от снега не осталось уже и следа. Разве что на склонах сопок еще виднелись кое-где грязно-белые пятна, отчего представлялось, что там расстелено огромное камуфляжное полотно.