Северная баллада
Шрифт:
Шейкин Аскольд Львович
СЕВЕРНАЯ БАЛЛАДА
Фантастическая повесть
Я стою на седловине горной гряды. У ног моих жесткая редкая трава, лишайники, мох. Сквозь них угловато выпирают камни. Сентябрь! Вершины слева и справа от меня белы от снега, равнинный простор далеко внизу залит золотом пожелтевшей лиственничной тайги. Там, где равнина примыкает к горам, синеет озеро. Вокруг него россыпь многоэтажных домов - мой родной город.
Старожилы нашего края говорят: "На Север трудно решиться приехать. Еще труднее потом с ним расстаться. Всей душой прикипаешь к скалам, прозрачному
За седловиной ущелье. Оно такое глубокое, что оттуда, где я стою, нельзя разглядеть ни проложенных по его дну железнодорожных рельсов, ни портала тоннеля, в который они уходят. Видны только серые языки каменистых осыпей, устилающих верхнюю часть противоположного склона.
Это как чудо. В сотнях метров подо мною, в сердцевине хребта, пробиты штольни. Там грохочут взрывы, машины стальными челюстями захватывают руду, а здесь вековечная тишина, беловато-зеленые нежные, как пена, ягельники, глинистые овалы пятнистой тундры.
Один из этих овалов - он шагах в трех от меня - пересекает звериная тропа. Следы на ней очень четкие. Лисьи, заячьи. Отпечаток оленьего копыта. По нему'прочерчены борозды: большой, тяжелый зверь волочил когтистую лапу. Это прошел бурый медведь, я знаю.
Куда большее чудо, чем штольни и рельсовый путь по ущелью, - то, что от самой окраины города начинается территория заповедника и все здесь поэтому должно оставаться нетронутым - растения, камни, норы, гнездовья птиц.
"Но все же почему? Почему?" - в десятый раз спрашиваю я сегодня себя.
Полгода назад я стал чемпионом зимних Олимпийских игр по биатлону. Проходили они в одном из альпийских городов. С утра до ночи не утихала там нарядная, радостная толпа. Церемонии, шествия, маскарады безостановочно сменяли друг друга. Я ничего этого не заметил. Все мои дни строились одинаково: с утра - тренировочные упражнения, потом беседы с тренерами, психологом команды; опять упражнения. С половины десятого вечера - сон. Изредка, как яркая вспышка, - часы соревнований.
То, что мне удалось быстрее всех пробежать 20 километров, самого меня нисколько не удивило: я жил в таком городе, куда съезжались соревноваться в скоростном беге чемпионы страны. Было с кого брать пример. Но биатлон - особый вид спорта. Надо быстро пройти по трассе. Будут спуски, подъемы, подбрасывающие в воздух бугры. Скорее, скорее! Бесценна каждая доля секунды.
Но за спиной биатлониста винтовка. Пройдена первая четверть пути - и ты оказываешься на огневом рубеже. Надо повалиться в снег, одну за другой поразить мишени. К тому времени, которое будет тобою затрачено на весь путь и стрельбу, каждый промах прибавит по 2 минуты. Всего несколько пуль, отправленных "в молоко", - и, даже если ты лучший в мире лыжник-бегун, уже незачем продолжать борьбу. Развеются надежды тренеров, собственные мечты. Однако ты еще член сборной команды страны. На твоей куртке Государственный герб, и провожали тебя, как героя.
Эти два вида спорта, стрельба и лыжная гонка, не просто различны. Они взаимно исключают друг друга. Противоречат. Требуют от спортсмена, от его сердца, нервов, ума совершенно противоположного: то беззаветно выкладываться в ритмичной работе всех мускулов, то сосредоточенно затихать, сжимая в руках винтовку.
Второй этап гонки. Из-под палок, из-под лыж брызгами вылетает снег. Бешено колотится сердце. Рот раскрыт, зубы хватают воздух. Все тот же приказ себе: "Скорее! Скорее!" Но снова огневой рубеж. А как трудно остановиться! Ведь только-только ты мчался во всю свою силу. Пульс - двести ударов в минуту.
Однако нужно спокойно вложить в винтовку патрон, плотно, но без малейшего излишнего усилия обхватить рукой шейку приклада, сделать два-три глубоких вздоха, наконед, еще раз вздохнуть уже только наполовину, замереть и в промежутке между двумя ударами сердца, уловив тот счастливый миг, когда колебания диоптрического прицела будут самыми меньшими, нажать на спусковой крючок. Десять выстрелов, десять перезаряжений винтовки, десять мгновений полной внутренней тишины и - снова гонка!
Последний, четвертый огневой рубеж. По правилам соревнований стрелять надо стоя. Но сердце бьется неукротимо. Мышцы ног, рук, спины стянуты напряжением. Если они еще и в состоянии совершать какую-либо работу, то лишь одну: двигаться, двигаться... Нужно все же суметь приказать им расслабиться и тут же собраться, но уже так, чтобы они смогли действовать совсем по-другому: плавно, с неравными паузами, без малейших рывков, точно соразмеряя усилия.
Тогда, после этой победы, в аэропорту меня встречали не только друзья и родные. Там были самые уважаемые в нашем городе люди: директор заповедника, начальник горного комбината, председатель исполкома городского Совета, секретарь горкома...
За рубежом меня спрашивали: "Откуда у вас такой удивительный гоночный стиль? Вы и на ровных участках трассы как будто летите над поверхностью снега". Я отвечал: "В моем краю все эти три времени года: весна, лето и осень - вместе длятся всего только два с половиной месяца".
"Но откуда такая смелость? Вы счастливчик? Никогда не падали? Не знали на своем веку травм?"
"Если живешь в таком городе, где от самых домов поднимаются горы, - отвечал я, - лыжнику нельзя не быть смелым".
"Вы студент? Где-нибудь служите?"
"Заочно учусь на факультете охотоведения и работаю егерем".
"Кем-кем? Что это значит?"
"Хранитель тишины в заповеднике".
..."Но почему все же? Почему?" - снова вдруг думаю я.
Когда кончается детство? Не тогда ли, когда начинаешь полностью сам отвечать за свои поступки? Когда тебе уже некому сказать: "Больше не буду" - и все простится, исправится. И не потому ли для того, кто стал на горные лыжи, такая пора приходит удивительно рано? Еще бы! Летишь вниз, в долину. Не более спичечных коробков кажутся дома. Люди у подножия склона крошечны, как муравьи. На твоем пути скалы, обрывы; скорость - больше 100 километров в час. Как идти лыжам? Ежесекундно надо выбирать то решение, от которого впрямую зависит жизнь, и если ошибся, то уже не помогут никакие слова, не заслонят ничьи руки. Каждый спуск - школа мужания. Потом и во всех других случаях поступаешь без колебаний.