Северная баллада
Шрифт:
Так взрослеют не по годам, но так становятся чемпионами.
Мой егерский участок - сотни квадратных километров горной тундры. Лучше, чем я, эту местность сейчас не знает никто другой. Мне знакомы здесь каждый утес, разлом, промоина, чаша цирка, тропа, ручей, озерцо. Зимой, в пургу, кто еще быстрее отыщет заблудившегося лыжника, выведет его на подветренный склон, окажет помощь? Конечно, нужны тут и смелость, и выдержка. Биатлонистом я стал не случайно.
Но потому-то теперь во время моих выходов в горы (сегодняшний день не в счет!) всегда за моею спиной спортивная винтовка. Внезапно, порою в самой неудобнейшей позе, я срываю ее с плеча, заряжаю стреляным патроном, навожу на цель, делаю положенное
С Игр я вернулся в феврале. Безмятежными прошли март, апрель, май, июнь.
В июле я впервые стал замечать, что некоторые из сотрудников заповедника косо посматривают на меня. Откровеннее всех делал это Сидор Савельевич Кучумов. Было обидно. Уважаемый человек. По возрасту годится мне в деды. К тому же, кому ни скажешь: "Кучумов", сразу подхватывают:
"Мировая известность! Знаток видов редчайших животных". Но разве и я не стану когда-нибудь таким знатоком?
У крыльца дирекции заповедника он однажды утром вдруг остановил меня:
– А-а, послушайте... Вы сейчас идете в обход?
Я кивнул, подтверждая:
– Да.
– И все у вас там, простите, как надо?
– Да.
– И никаких происшествий?
– Почему же? Но если говорить о браконьерстве, то...
– Однако павших животных находите?
– Да. Акты в дирекции. Можете посмотреть.
Он протянул руку к моему плечу.
– Но вот это... послушайте, вы же совсем еще молодой человек.. винтовка вам сегодня зачем? Боитесь кого-нибудь?
– Еще бы, - шутливо ответил я.
– Помните историю с шатуном? Вдруг придет рассчитаться? Мишка-то каверзный. Что ему две сотни километров до заповедника!
Я говорил вот о чем. Вскоре после возвращения с Игр меня попросили выехать в прибрежный район. Была зима, но там объявился медведь, который покинул берлогу. Задрал корову, пугал людей и так неожиданно появлялся и исчезал, что местные охотники ничего не могли сделать. Если бы не ежедневные тренировки, и я бы не успел вскинуть винтовку. Именно эту, спортивную, с которой настолько сдружился, что перестал замечать ее 8-килограммовый вес. Впрочем, попал ли, не знаю. Зверь после выстрела скрылся, но цель оказалась достигнутой: бродяжничать он перестал. В областной газете тогда появилась заметка: "Стиль чемпиона". Об этом случае я и напомнил Кучумову...
Потом была очень странная встреча с тренером. Он уезжал в отпуск, мы не виделись больше 2 месяцев. Узнав о его возвращении, я прибежал на спортбазу, и вдруг первое, что он сделал, - ткнул пальцем в винтовку у меня за спиной.
– Так всюду и ходишь?
– Не всюду, но сейчас я прямо из заповедника. Очень хотел поскорее вас повидать.
Он как будто совсем не услышал этих слов.
– И стреляешь там? И где патронов столько берешь?
Я отрицательно покрутил головой.
– Николай Николаевич! Разрешите доложить. Стреляю лишь по мишеням и лишь на комплексных тренировках и соревнованиях, а так - только вскидки. Вы же знаете, сколько их каждый день надо делать! "Навык быстро угасает, если его не поддерживать" - ваши слова!.. А впереди всесоюзное первенство, чемпионат Европы, чемпионат мира.
Он закивал, соглашаясь:
– Знаю, это я знаю, известно, но...
– Не договорив, он безнадежно махнул рукой и, не простившись, ушел.
Не ушел даже - побежал от меня.
Что, однако, означали его "но", безнадежный жест и то, что он не захотел, не смог дальше со мной говорить?
И вот... Когда же? Всего 3 дня назад, утром, вскоре после рассвета, я шел по этой же седловине. С визгом пробегали тундровые крысы. Уже перелинявшие куропатки вспархивали из-под моих ног, белыми хлопьями падали шагах в двадцати, затаивались между дочками.
Заяц, тоже перелинявший, приготовившийся к зиме, похожий на снежный ком, проскакал вниз по склону.
– Не бойся!
– крикнул я.
– Не обижу!
Провожая зайца глазами, я оглянулся. Далеко внизу лежал город. Его освещало солнце. Сквозь синеву легкого марева тусклыми искорками поблескивали стеклянные стены зданий. Тихо, покойно было здесь наверху!
Наши горы оглажены древними ледниками. Потому-то, когда ложится хороший снег, они влекут к себе лыжников чуть не всей страны. Их съезжаются тысячи. Канатные дороги неутомимо возносят желающих на вершины. Перевалы, склоны оживлены тогда не меньше людных городских улиц. Но есть и любители летних прогулок по тундре. Вот почему, когда я увидел шагах в трехстах от себя движущуюся фигуру, в первый момент мне показалось, что это человек. Переваливаясь с ноги на ногу, сиротливо ссутулившись, он медленно уходил в сторону ущелья.
Я крикнул:
– Эй!
Он продолжал идти. Я схватил бинокль: бурый медведь! Мерно колыхалась его спина. На ней остро выпирали лопатки и узкий, как у сухой костистой воблы, хребет. Старый и очень исхудалый зверь. Шел с трудом, волочил правую заднюю лапу. Но куда же он направляется? Там пропасть! Над нею козырьком нависает гребень обрыва. Загудит вырывающийся из тоннеля электровоз, зверь шарахнется и сорвется вниз! Где же ему удержаться! Да еще такому, с искалеченной лапой!
Я хранил в нагрудном кармане куртки патрон из того набора, который принес мне победу на Олимпийских играх. Было приятно иметь его при себе. Я зарядил винтовку и выстрелил. Не в зверя - в утес, который был в пяти шагах перед ним. И я видел, как медведь, вскинув морду, с удесятеренной быстротой метнулся, - но - какое несчастье!
– не назад, а вперед.
От грохота каменной лавины задрожал воздух. Когда я подбежал к обрыву, над ущельем клубилась пыль.
В сумке через плечо у меня была радиостанция местной связи. Я нажал кнопку вызова дирекции заповедника. Ответил Кучумов.
– На седловине ЧП, - сказал я.
– Медведь шел в сторону ущелья. Сорвал собой осыпь. Возможен завал железнодорожной линии.
– Что с самим зверем?
– Пока не знаю.
– Но все же? Где и когда вы его впервые обнаружили?
В тоне кучумовского голоса звучала уже знакомая мне неприязнь, и потому я не стал сообщать о том, что медведь был хромым и что я попытался выстрелом отпугнуть его от обрыва.
– Так где же вы его впервые обнаружили? И что с ним в конце концов стало?
– С седловины это не видно, - ответил я.
– Спущусь вниз, тогда попытаюсь выяснить. Однако путь это долгий.
– Понятно.
– Он говорил уже совсем жестко, с надменностью.
– Но в ущелье вообще не спускайтесь. Я сейчас свяжусь с диспетчерской комбината. Ваша задача - флажками обставить гребень склона в месте схода осыпи. Вам ясно?
– Да.
Разговор оборвался.
Ну а сегодняшний день начался для меня с вызова как раз к одному из тех самых уважаемых в нашем городе людей, которые еще недавно с таким почетом встречали меня на аэродроме.