Северная Пальмира
Шрифт:
Дверь распахнулась, и в таблин без доклада вошёл преторианец.
– Крул, – выдохнул он и запнулся.
– Что, Крул? Старик опять объелся? Пусть вызовут медиков из Эсквилинки и сделают ему промывание желудка.
– Медики уже здесь.
– Ну и… Что, плохо? – Бенит поднялся и вдруг, расшвыряв все бумаги, бегом кинулся из таблина. Преторианец и Аспер помчались за ним.
Крул, завёрнутый в белую тогу, лежал в триклинии. Медики стояли вокруг ложа, опустив головы.
– Что ж вы, безмозглые курицы, не могли спасти старика, а? – зарычал Бенит, глядя на раздутое белое
– Он был уже мёртв, когда мы прибыли, – сказал один из медиков.
– Причём давно, – добавил спешно второй.
– Тогда пошли вон! – крикнул Бенит и, опустившись на колени рядом с ложем, взял в свои ладони руку старика. Она была ещё тёплой. Совсем чуть-чуть, но тёплой. Надо же, как долго остывает тело.
Бенит ткнулся лицом в живот старика и заплакал. Кто же будет теперь давать ему неоценимые советы? Кто? И уж точно никто на свете не будет так любить Бенита, как Крул.
Долго скрываться в вентиляции Гет не мог. Через час он вылез в таблине Постума и принялся поедать приготовленное для императора и его учителя печенье.
– Нельзя ли раздобыть на кухне для меня что-нибудь более существенное, чем эти засохшие бисквиты? – поинтересовался Гет.
– Сегодня на кухню лучше не заглядывать. И вообще никуда лучше не выходить, – сказал Постум. – Крул помер, Бенит в трауре, все будто с ума сошли. Зато меня на время оставили в покое.
– А как ты думаешь, почему он помер? – хитро прищурившись, спросил Гет.
– Жрал, как всегда, и подавился.
– А ты подумай. – Гет гордо вскинул голову.
– Ты его придушил? – ахнул Постум.
– Скажем так: я ему немного помог.
– Я знал, что он скоро умрёт, – сказал Постум. – От него воняло смертью. А он почему-то думал, что будет жить ещё много-много лет. Вот дурак!
– Смею вам напомнить, что убивать нехорошо, – кашлянув, заявил Кумий. – Опять же вы забыли знаменитую заповедь Сократа: «Нельзя отвечать несправедливостью на несправедливость…»
– Если бы твой Сократ минут десять пообщался с Крулом, он бы тут же заявил, что таких типов надо душить, и чем раньше, тем лучше, – осмелился не согласиться с Сократом Гет.
– Странно мне слышать такие рассуждения от гения.
– Гении мстительны, – сказал змей. – И злопамятны. Мы ещё посчитаемся со всеми обидчиками, если уцелеем. А мы уцелеем. Постум, когда подрастёт, даст гениям особые льготы.
– Это почему же? – поинтересовался Постум.
– Потому что ты сам на одну четверть гений.
– Что за ерунда?! – Постум недоверчиво фыркнул.
– Это точно. Хотя об этом не принято говорить. Но ты потомок самого гения Империи.
Постум молчал, не зная, что сказать. Он не мог понять, польстило ему это открытие или, наоборот, унизило. Мальчик осторожно покосился на Кумия – что тот скажет. Но тот делал вид, что занят разглядыванием фрески на стене. Гет прокашлялся и принялся поедать печенье: он запоздало сообразил, что совершил непростительную глупость – открыл тайну Постума в присутствии постороннего, да ещё поэта. Кумий непременно проговорится.
– Я буду молчать. – Кумий повернулся к Постуму и клятвенно приложил руки к груди.
– А ты умеешь молчать? – усомнился император.
– Учусь понемногу.
– Если проговоришься, я тебя задушу, – пообещал змей.
– Гет, ты становишься профессиональным убийцей, – засмеялся Постум.
Гет потупился. Неприятно, когда тебя хвалят за то, что ты не совершал.
Глава XVIII
Игры в Паннонии
«Предсказывали, что этот год станет годом падения Рима, а Рим не пал. Не умеют литераторы прозревать будущее».
«Как заявил диктатор Бенит, для того чтобы победить монголов, нам нужны прекрасные боевые скакуны. Превратим римскую конницу в самую лучшую конницу в мире! Битву за конницу мы выиграем! Каждый мужчина, каждый юноша, каждый мальчик должен научиться ездить верхом лучше монголов.
Император Постум Август уже сделался прекрасным наездником. Последуем примеру своего императора! Да здравствует ВОЖДЬ!»
70
12 сентября.
Он скакал на лошади под дождём и выкрикивал на весь мир:
– Ненавижу! Ненавижу! Помогите! Ненавижу! Помогите!
Дождь лился потоком, стеною отгораживая Постума от остального мира. Но зачем Постуму весь остальной мир?! Ему ничего не надо. Ничего. Хорошо, что мир исчез. Теперь Постуму кажется, что он один на свете. Совершенно один. И никого нет. Ни боли, ни ненависти, ни подлости – ничего. Только дождь и пустота. Дождь, протянувший свои бесконечные щупальца из пустоты. Сейчас водяные струи обнимут его и задушат.
Счастье – это отсутствие боли, так считают стоики.
В первый раз ему разрешили выехать из Рима. Уже почти месяц жил он в поместье в Паннонии. Прежде поместье принадлежало его матери, теперь стало собственностью императора. Бенит остался в Риме. С Постумом приехали две контубернии преторианцев. Но гвардейцы не особенно строго следили за юным императором – больше бражничали и бегали за девками, у которых имели большой успех.
Не сразу Постум заметил, что кто-то скачет рядом. Он не видел лица – только силуэт, слышал храп лошади и удары копыт по брусчатке. Всадник был тоже вроде как из дождя. То есть из пустоты.
– Здорово, правда! – крикнул Постум.
– Здорово! – отозвался всадник.
– Будем скакать, пока не умрём! – весело воскликнул Постум.
– Будем, – согласно отозвался незнакомец, наконец вынырнувший из-за дождевой стены.
На дороге никого, кроме них двоих. Совершенно никого. Ни одного авто, ни одной телеги. Все смыло дождём. Теперь их лошади скакали голова к голове, ноги коней враз поднимались и опускались, фонтанчики воды разлетались из-под копыт. Здорово. Будто они были тенью друг друга. Два призрака, созданные дождём.