Северная война

Бондаренко Андрей Евгеньевич

— Доставить в темницу дворцовую?

— Не стоит пока. Ограничимся домашним арестом. Вплоть до особого распоряжения Петра Алексеевича…

Через трое суток на Красной площади состоялась образцово-показательная казнь.

Строгим царским Указом предписывалось: «Быть на сем важном мероприятии всей знати московской, а также всем послам и советникам иноземным, которые на сей момент пребывают в Москве-городе…»

Народу собралось на площади — не протолкнуться. На высокий помост, поддерживаемая с двух сторон рядовыми катами, поднялась Анхен — с крепко связанными за спиной руками, в одной тонкой рубашке холщовой, покрытой кровавыми пятнами, с фиолетовыми синяками на лице и с обрубком кровавым — на месте правого уха.

— Это что же, он сам ее пытал? — с ужасом прошептала Егору на ухо Санька.

— Сам, лично. Никому не доверил, старая любовь все же…

Помощники ката грубо, отвесив пару увесистых затрещин, поставили женщину на колени, ловко пристроили ее голову на плахе — как полагалось по соответствующим инструкциям, скромно отошли в сторону.

В полной тишине на помост вышел главный кат-палач: в ярко-красном колпаке — с прорезями для глаз — на голове, низко поклонился зрителям, демонстративно попробовал остроту топора о собственный ноготь большого пальца, неторопливо подошел к коленопреклоненной женщине, коротко размахнулся…

Женская голова, удивленно моргая невинными голубыми глазами, с громким стуком скатилась на деревянный помост, орошая его алой кровью… [11]

— Почему даже обвинения не зачитывали? — потом уже, дома и без свидетелей, искренне и горячо негодовала Санька. — Так же нечестно, право…

— Велено ограничиться только распусканием слухов, — объяснил Егор. — Мол, казнена за государственную измену. И еще велено всех известить негласно: всем женщинам российским запрещено — под страхом лютой и скорой смерти — вступать в плотские отношения с иностранными посланниками и разными прочими дипломатами… Эх, Анхен, Анхен, и чего тебе, дурочке, не хватало?

11

Авторский вымысел, по-настоящему Анна Монс в 1703 году была отправлена в ссылку.

— Очень уж сильно она хотела стать полноправной русской царицей, аж до колик желудочных! — пояснила мудрая Санька. — А потом поняла, что не бывать этому никогда. Поняла и обиделась смертельно на Петра Алексеевича. Вот от обиды той глупой и ударилась во все тяжкие…

Глава четвертая

Тяжкое похмелье, гигантский сом и бешеный волк

— Похмелье — штука тонкая и неоднозначная! — терпеливо объяснял царю Егор. — С одной стороны, жутко неприятная и противная, а с другой, именно во время похмелья сильного очень сподручно итоги подводить промежуточные, давать оценки непредвзятые — делам и помыслам своим. Тут главное, чтобы полный покой был кругом, и никто не стоял над душой — с нравоучениями заумными и нудными… Вот, мин херц, ты сейчас, после событий последних, ходишь весь смурной — как будто с похмелья гадостного, все у тебя валится из рук… Не, так дальше нельзя! Развеяться слегка тебе надо, отдохнуть душой… Поехали к нам в Александровку, а? Ноябрь нынче теплый стоит, даже путных утренних заморозков еще толком-то и не было. Сходим по последние грибы, посидим на тихом речном берегу — половим окуньков да плотвиц русских. Потом сладим невеликий костерок, ушицы наварим, похлебаем ее — под водочку анисовую да тминную, поговорим по душам, покумекаем — о делах наших будущих…

Часа через два Петр, наконец, сдался — улыбнулся, подмигнул бесшабашно:

— Уговорил, речистый! Вели — собираться… А с собой возьмем только своих, сердцу любезных…

В «кумпанство» — любезное царскому сердцу — вошли: Егор, его жена и дети, Гаврюшка — двенадцатилетний родной брат Саньки, князь-кесарь Федор Юрьевич Ромодановский, царевич Алексей и царевна Наталья, старенький генерал фон Зоммер да Василий Волков с Алешкой Бровкиным, которые одновременно являлись и охранниками всего «кумпанства» этого.

Якова Брюса тоже хотели прихватить с собой, да нигде не нашли.

— Как сквозь землю провалился, бродяга всемудрый! — оправдывался Волков. — Совсем другим вернулся наш Яшка из Европы два с половиной месяца назад. Нелюдимым стал каким-то, в глаза прямо не смотрит, прежних друзей-приятелей избегает, обходит стороной. Не, и на похоронах герра Лефорта он присутствовал, и на казни Анны Монс, преступницы государственной, его многие видали. А потом словно бы испарился — весь, без всякого остатка! Брюсовы домашние слуги бают, что он отъехал в одну из деревенек своих, а вот в какую конкретно, и не знают. А деревенек тех у Якова — целых шесть штук наберется: две ему папенька родный отписал, да еще четыре — Петр Алексеевич, за заслуги ученые да военные…

— Черт с этим Брюсом, не будем ждать, пока он найдется! — решил Петр. — А по всем деревням Брюсовым — срочно гонцов послать со строгим наказом: незамедлительно прибыть в Александровку! Если ослушается, то пощечин лично надаю мерзавцу, а деревушки те заберу взад!

Естественно, что пришлось подумать и про обеспечение безопасности этого «дачного» мероприятия. Для этого привлекли два полновесных драгунских эскадрона и полтора десятка отборных Егоровых сотрудников.

В первое же утро пребывания в Александровке «кумпанство» разделилось на две части: женско-детскую и мужскую.

Наталья и Санька с детьми, которые не отходили от нее ни на шаг, занялись делами сельскохозяйственными: ревизией амбаров, погребов и житниц, а также приготовлением поздних осенних варений и джемов — из садовой рябины, шиповника и антоновки.

Мужчины же занялись исконно мужским делом, а именно — рыбной ловлей.

Егор, Петр и князь-кесарь Ромодановский засели на берегу тихого речного омута с удочками в руках, Волков и братья Бровкины, несмотря на достаточно прохладную погоду — плюс восемь-девять градусов по Цельсию, решили потягать классический сорокаметровый бредень. Речка, кстати, все по тому же странному совпадению, также именовалась Александровкой. В некотором отдалении от рыбаков неторопливо прогуливалась, бдительно поглядывая по сторонам, многочисленная и хорошо вооруженная охрана.

Генерал Зоммер и царевич Алексей, взяв в руки по обыкновенной плетеной корзинке, отправились в ближайшую березовую рощу по грибы — в сопровождении местного пожилого крестьянина и трех обломов-телохранителей.

Удочки были оснащены совершенно обычно — для тех времен: удилища из гибкой и прочной лещины — дикого лесного орешника, вместо лески — достаточно толстая пеньковая веревка, поплавки из гусиных перьев, свинцовые грузики-дробинки, а вот крючки были просто отличные — стальные, сделанные в Германии, на знаменитом оружейном заводе городка Ильзенбурга.

— Мелочь только клюет сегодня! — недовольно посетовал Петр, вытаскивая из речных вод очередного колючего ерша.

— Не скажи, Петр Алексеевич! — в ответ густым басом пророкотал князь-кесарь. — Ерши-то очень даже и хороши! Какая настоящая уха — без ершика сопливого? А настоящая, крупная рыба, она в бредень к Ваське и Алешке попадется. Вона, они его уже усердно распутывают. Костер разожгли большой, чтобы было где отогреваться потом. Скоро уже и тягать начнут…

— А вот и окунек попался хороший! — радостно сообщил Егор, вытаскивая двухсотграммовую рыбешку.