Северное сияние
Шрифт:
«Как-нибудь переживу. В первый раз, что ли?» — пронеслось у Лиры в мыслях.
Как вдруг…
Как вдруг она увидела нечто такое, что разом поставило все с ног на голову.
Магистр достал из кармана маленький бумажный пакетик и положил его на край стола. Затем он с трудом вытащил притертую пробку из графина, наполненного золотистым вином, развернул пакетик и тонкой струйкой всыпал в вино какой-то белый порошок. Достав из кармана карандаш, он тщательно перемешал содержимое и, убедившись, что порошок полностью растворился, закупорил узкое горлышко графина пробкой.
Альм-ворона хрипло каркнула. Магистр что-то прогудел ей в ответ,
— Пан, ты видел, видел? — выдохнула Лира.
— Ой, да все я видел. Быстро… Уходим, пока лакей не вернулся.
Не успел он договорить, как из обеденной залы позвонили.
— Все, — упавшим голосом произнесла Лира. — Это звонок к ужину. Что-то я со временем не рассчитала.
Верный Пантелеймон в мгновение ока произвел разведку на местности.
— Там уже полно лакеев, — сообщил он, вернувшись из залы. — Может, через другую дверь? Нет, туда тоже нельзя.
Другая дверь, которой, кстати, воспользовался магистр, выходила в коридор между библиотекой и преподавательской. Именно в это время там толпится весь колледж: кому-то надо мантию взять, кому-то бумаги оставить, не идти же с ними к ужину.
Можно было бы рискнуть и затеряться в толпе ученых мужей. Можно было бы ретироваться через столовую. Ну, подумаешь, попадешься под руку кому-нибудь из лакеев. Ну наорут. Большое дело! Но из-за этого белого порошка, который магистр всыпал в графин с вином, мысли в голове у бедной Лиры совсем разбрелись, так что она решительно не знала, что делать.
За дверью раздались шаги. Это лакей. Хочет проверить, все ли в порядке. По традиции после ужина профессора собираются в рекреации, чтобы насладиться бокалом доброго вина и жареным маком.
Лира сломя голову бросилась к стоявшему в углу гардеробу и скользнула внутрь, едва успев прикрыть за собой дверцу. За Пантелеймона она не боялась. Стены в комнате темные, да и кто заметит бражника? Ну, в крайнем случае, залетит под кресло.
В комнате стояла тишина, только слышно было, как сопит лакей. Сквозь щелочку между дверцами Лира увидела, как он поровнее разложил курительные трубки и придирчиво осмотрел батарею графинов и бокалов на столе. Затем он обеими руками пригладил волосы и что-то негромко сказал своему альму. У всех слуг альмы были собаками. Но этот слуга был не просто лакей, а обер-лакей, так что альмом его была не просто какая-то там шавка с хвостом, а гончая. И гончая эта что-то явно учуяла, но, к великому облегчению Лиры, к гардеробу не подошла. А попадись девочка обер-лакею — ей несдобровать, ведь он уже дважды так колотил ее!
Вдруг Лира услышала где-то возле своего плеча шепоток. А, да это Пантелеймон! Проскользнул-таки за ней следом!
— Все. Пиши пропало. Теперь будем здесь сидеть. Ведь говорил же я тебе! Ну почему ты меня никогда не слушаешь, скажи на милость!
Лира дождалась, пока обер-лакей выйдет, ведь ему пора было прислуживать за магистерским столом. Из обеденной залы доносился гул голосов; слышно было, как там собирается народ.
— Да, не послушалась и правильно сделала, — зашипела она в ответ, как только за лакеем закрылась дверь. — Иначе мы бы ничего не узнали. Ты что, не понимаешь? Ведь магистр всыпал в графин с вином яд. Пан, миленький, это то самое токайское, про которое он говорил дворецкому. Они же хотят отравить лорда Азриела!
— А может, никакой это не яд?
— Как это не яд? Конечно яд! А зачем же тогда магистр специально
— Вздор! — отозвался Пан неожиданно резко. — Ты хочешь сказать, что собираешься четыре часа кряду просидеть в этом гробу? Вот так, скорчившись? Послушай меня: я слетаю посмотрю, как там, в коридоре, а когда будет чисто, скажу тебе, ладно?
Бражник с готовностью вспорхнул с Лириного плеча. В узкой полоске света был четко виден его силуэт.
— Нет, Пан, не ладно, — твердо сказала девочка. — Никуда я отсюда не уйду. Я должна, должна понять, что они затевают. И никакой это не гроб. Вон смотри, тут какая-то мантия висит. Ее можно подстелить под себя, и будет мягко.
Все это время Лира сидела на корточках. Теперь она осторожно выпрямилась в полный рост и, стараясь не шуметь, попыталась на ощупь определить, что же именно висит в шкафу на распялках. Гардероб, между прочим, оказался куда просторнее, чем она думала. А висели в нем профессорские и докторские мантии, все крытые шелком, а некоторые даже с меховой оторочкой.
— Это что, все одного магистра? — изумленно прошептала Лира. — Куда ему столько? Разве у одного человека может быть так много мантий? А-а, знаю, наверное, когда его приглашают в какой-нибудь другой университет и избирают там почетным доктором, то в придачу к диплому дают какую-нибудь красивую накидушку. Вот он привозит ее сюда, вешает в шкаф и потом наряжается, да? Слушай-ка, Пан, а может, это все-таки не яд, ты как думаешь?
— Я думаю, что это яд. И еще я думаю, что не нашего все это ума дело. И еще я думаю, что самая большая глупость, которую ты можешь сделать, а понаделала ты их, к слову сказать, немало, так это ввязаться в историю, которая к тебе, Лире, никакого отношения не имеет.
— То есть как это не имеет? — возмутилась Лира. — Не могу же я вот так, за здорово живешь, сидеть и смотреть, как они травят моего дядю?
— Не можешь — не смотри, кто тебя неволит? Уйди куда-нибудь.
— Эх, Пан, сдрейфил, да?
— Да, сдрейфил, и не боюсь в этом признаться. Скажи-ка мне, что ты собираешься делать? Что? Как выскочишь, как выпрыгнешь из шкафа и метким ударом ноги выбьешь стакан с ядом из его слабеющих рук? Очень красиво, нечего сказать.
— Ничего подобного я делать не собираюсь, — отчеканила Лира. — Заметь, тебе это известно лучше, чем кому бы то ни было. Пойми, пожалуйста, Пан, ведь после того, что я видела, у меня выбора нет. Ты когда-нибудь про совесть слышал? Знаешь, что это за штука такая? Сам посуди: могу я сидеть себе где-нибудь в библиотеке, болтать ногами и знать при этом, что здесь в эту самую минуту творится? Поверь, я же не нарочно. Я не хотела.
Пан помолчал немного, подумал и сказал:
— А вот и врешь. Именно, что хотела. Ты всегда мечтала пробраться сюда, спрятаться и подглядеть. Как же я раньше-то не догадался!
— Хорошо. Да, я всегда этого хотела. Да, мне интересно. Ведь все же знают, что они тут что-то делают. Тайны у них какие-то, посвящения. Что, посмотреть нельзя?
— Нельзя. Потому что нас это не касается. Хочется им играть в прятки — пусть играют. Ты выше должна быть, понимаешь? Выше. А не подслушивать и не прятаться тут по шкафам, как дитя малое.