Северное сияние
Шрифт:
Консул бережно протянул Лире веритометр и негромко спросил:
— Но как же вы читаете по нему, не имея книги символов?
— Ну, я же специально ничего не делаю. Нужно, чтобы голова была очень ясная. Это все равно как смотреть сквозь прозрачную воду: просто берешь и так наклоняешь голову, чтобы глаза оказались на нужном уровне, потому что только так ты сможешь видеть ясно.
— А вы позволите мне посмотреть, как вы это делаете?
Лира хотела было сказать «да», но потом все-таки посмотрела на Фардера Корама. Старик медленно кивнул головой.
— Что вы хотите у него спросить? — обратилась девочка к консулу.
— Спросите, пожалуйста, о намерениях тартар относительно Камчатки.
Всего-то! Лира установила одну стрелку веритометра против изображения верблюда. «Верблюд» означает «Азия», то есть тартары. Другая стрелка пусть показывает на рог изобилия. Это будет «Камчатка», ведь там же золотые копи. А третью установим против картинки с муравьем. «Муравей» значит «деятельность», то есть «намерения» или «цели». На мгновение девочка застыла неподвижно, пытаясь мысленно совместить все три значения в своей голове и сосредоточиться на них, а потом спокойно начала ждать ответа, и он пришел мгновенно. Тонкая длинная стрелка-иголочка сперва показала на дельфина, потом на шлем, на младенца и, наконец, на якорь, вновь и вновь повторяя свой диковинный танец, смысл которого был сокрыт и от старого Фардера Корама, и от консула, но Лира не отрывала от стрелки внимательных глаз.
Прошло несколько секунд. Девочка перевела взгляд на доктора Ланселиуса и несколько раз моргнула, словно только что очнулась от глубокого сна.
— Они разыграют нападение, но нападать на Камчатку не станут, потому что она слишком далеко, а им невыгодно так растягиваться.
— Но как вы это узнали?
— Очень просто. «Дельфин» означает «игра», то есть притворство. Только это не первое значение, а глубинное, что ли. Поэтому стрелка несколько раз проходила весь круг и только потом остановилась на этом символе. Дальше был «шлем», то есть «война», а оба вместе они означают «война понарошку», то есть «притворяться, что нападаешь». Теперь возьмем «младенца», то есть «что-то трудное, неудобное». Вот и получается, что им будет трудно напасть на Камчатку по-настоящему, и «якорь» объясняет, почему именно: им нельзя растягиваться, иначе все лопнет, как якорная цепь. Вот. Я просто это прочитала, и все.
Доктор Ланселиус наклонил голову.
— Это поразительно, — негромко произнес он. — Я бесконечно благодарен вам за то, что вы мне показали. Поверьте, я никогда этого не забуду.
Он бросил на Фардера Корама какой-то странный взгляд, а потом вновь обратился к Лире.
— Если вы позволите, я бы хотел попросить вас еще об одной демонстрации ваших поразительных способностей. На заднем дворе, за домом, висят на стене ветви исполинской заоблачной сосны. Это особые ветви. На них летают лапландские ведуньи. Так вот, веток там несколько, но только на одной из них летала Серафина Пеккала, которую вы разыскиваете. Вы не могли бы с помощью веритометра определить, на какой именно?
— Ну конечно! — выпалила Лира, радуясь новой возможности показать себя. Кроме того, ей ужасно хотелось посмотреть на ветви заоблачной сосны. Подумать только, ведуньи на них летают! Вот здорово!
Не успела за девочкой закрыться дверь, как консул повернулся к Фардеру Кораму.
— Вы понимаете, кто она такая?
— Она дочь лорда Азриела и миссис Кольтер, той самой, что возглавляет Министерство Единых Решений.
— Это не важно. Вы знаете о ней что-нибудь еще?
— Нет, — сокрушенно покачал головой старец. — Больше нам ничего не известно. Я знаю только, что у этой девочки чистая, ничем не замутненная душа, и я никому не позволю обидеть ее. Как она читает по веритометру, мне понять не дано, но я верю каждому ее слову. Но почему вы спрашиваете? Может быть, вы сами что-нибудь знаете?
— Уже много веков подряд ведуньи знают о пришествии этого ребенка, — медленно произнес доктор Ланселиус. — Знание их особое. Лапландские ведуньи живут там, где грань, разделяющая разные миры, тоньше всего, поэтому до их слуха доходит шепот бессмертия, им ведомы голоса тех, кто проникает между мирами. И они уже много веков говорят о том, что придет дитя, которому на роду написано свершить великое, но не здесь, не в нашем мире, а очень далеко отсюда. И если она не сделает этого, то нас всех ждет страшный конец…. Но ведуньи знают и кое-что еще. Ее предназначение должно быть неведомо ей самой, и только в ее неведении наше спасение. Вы понимаете, о чем я говорю, почтеннейший Фардер Корам?
— Н-не знаю. Я не совсем уверен, — с запинкой произнес старец.
— Я говорю о том, — печально произнес консул, — что мы не можем направлять ее или удерживать от ошибок. Мы можем только уповать на то, что она их не совершит. Какое же счастье, что моим старым глазам довелось увидеть это дитя.
— Но как же вы ее узнали? Может быть, ведуньи говорили не о ней? И еще… Вы что-то сказали о тех, кто проникает между мирами. Боюсь, я не совсем понимаю вас, доктор Ланселиус, хотя, конечно, ни на секунду не сомневаюсь в истинности ваших слов, но…
В этот момент дверь распахнулась, и в комнату ворвалась ликующая Лира с сосновой веткой в руке.
— Вот она! — радостно пропела она, протягивая ветку консулу. — Я все их перепробовала, а на эту веритометр сказал «да».
Доктор Ланселиус поднес ветку к самому носу и прищурился.
— Совершенно верно. — Консул вновь посмотрел на девочку. — Ну что же, барышня, это… просто невероятно. Да, у вас совершенно уникальный инструмент, которым вы мастерски владеете. Я желаю вам всяческих успехов. Мне бы очень хотелось подарить вам что-нибудь в память о нашей встрече. Вот, возьмите…
С этими словами он отломил от ветки маленький побег и протянул его Лире.
— Она на этом правда летала? — завороженно прошептала девочка.
— Правда. К сожалению, всю ветку я отдать вам не могу, иначе прервется связь между мной и Серафиной Пеккала. Так что только побег. Но побег этот не простой, и вы его, пожалуйста, берегите.
— Конечно. Я обещаю, — сказала девочка, заботливо пряча подарок консула в заветную сумочку с веритометром. — Спасибо вам, доктор Ланселиус.
Фардер Корам протянул руку и благоговейно дотронулся до сосновой ветви. На лице его мелькнуло выражение такой неизбывной тоски, что сердце Лиры сжалось. Неужели он тоскует? Но по кому?
Консул ведуний проводил своих гостей до дверей и торжественно простился с ними за руку.
— Да пребудет с вами удача! — произнес он, стоя на пороге. Ледяной ветер обжигал ему лицо, но он все смотрел и смотрел вслед маленькой девочке и старику, которые медленно удалялись по кривой улочке.
— А знаете что, Фардер Корам, — возбужденно трещала Лира, — он ведь наперед знал ответ про тартар, правда-правда, я же по веритометру это все увидела, только ему не сказала. А стрелка-то еще показала «плавильный тигель», то есть «суровое испытание».