Северный полюс. Южный полюс
Шрифт:
Когда судно ошвартовалось, я сошел на берег и прошел к дельте реки взглянуть на состояние льда за нею. Я не увидел на севере ни трещины, ни просвета, а путь к отступлению был теперь сплошь забит льдом. Сможем ли мы вообще пройти остающиеся несколько миль?
На наше счастье не переставая дул сильный южный ветер, лед начал понемногу разрежаться, и 5 сентября около 3 часов утра к северу появилось все увеличивавшееся разводье. «Теперь или никогда!» – подумал я и приказал выжать из машины все, что она могла дать. Мы на полном ходу обогнули мыс Роусон, и вдали завиделись очертания мыса Шеридан. Наконец-то! Нашим натруженным глазам этот отлого уходящий в море отросток суши показался поистине вратами рая.
В четверть восьмого мы обогнули мыс – на 15 минут позднее, чем в 1905
Следует ли нам остановиться здесь? Впереди простиралась открытая вода. Я распорядился двигаться дальше. Но уже через 2 мили мы наткнулись на непреодолимый ледовый барьер и решили, что и в этот год мысу Шеридан суждено быть местом нашей зимней стоянки. Мы вернулись назад и стали готовиться к вводу судна в приливную трещину.
На душе у меня было легко. Последние 2 мили, пройденные «Рузвельтом», оказались рекордными: до сих пор ни одно судно не добиралось на собственном ходу до 82°30 северной широты. Лишь один корабль – нансеновский «Фрам» [32] прошел дальше на север, но он дрейфовал кормой вперед, находясь в полной власти льда. И на этот раз наш маленький крепкий «Рузвельт» оказался чемпионом.
32
«Фрам» – корабль, специально построенный для экспедиции Фритьофа Нансена в Северном Ледовитом океане в 1893–1896 гг. Вмерзнув в лед к северо-западу от Новосибирских островов в сентябре 1843 г., «Фрам» начал свой знаменитый дрейф, достигнув 85°55,5 северной широты и 66°ЗГ восточной долготы. В последующие годы «Фрам» был использован Руалем Амундсеном во время его штурма Южного полюса.
Трудно передать словами чувства, которые я испытал, когда мы бросили швартовы на береговой припай у мыса Шеридан. Мы уложились в назначенный срок и успешно решили первую часть трудной задачи – провели судно из Нью-Йорка в такой пункт земного шара, откуда уже можно было замахнуться на самый полюс. Все опасности кораблевождения во льдах, опасность потери «Рузвельта» и большей части припасов остались позади. Другим источником удовлетворения была мысль, что это плавание еще раз подчеркнуло важность детализированного опыта для успешного решения всех наших задач. Несмотря на задержки, казавшиеся иной раз бесконечными, мы проделали плавание лишь с малой толикой тех тревог, какие выпали нам на долю в наше путешествие на Север в 1905 году.
Достигнув мыса Шеридан, оставив далеко на юге северные пределы всех ныне известных земель, за исключением тех, что находились в нашем непосредственном окружении, мы могли вплотную приступить к решению второй части задачи – организации санного похода от корабля к полюсу. Прибытие на мыс Шеридан еще отнюдь не означало достижения конечной цели.
Мы страшно обрадовались, что провели «Рузвельт» через льды пролива Робсон, и, как только корабль ошвартовался у мыса Шеридан, ревностно принялись разгружать его. «Рузвельт» был заведен на мель в приливную трещину, и первое, что мы выгрузили на берег, – это 246 собак, превративших судно в шумный смердящий ад. Их попросту сбрасывали через поручни на лед, и через несколько минут берег был усеян бегающими, прыгающими и лающими существами. Палубы отмыли струей воды из шланга, и разгрузка началась. За собаками были спущены на берег сани с палубы мостика, где они изготовлялись, – стройная флотилия из двадцати трех штук.
Мы хотели отвести судно подальше за ледяной барьер, где оно было бы в полной безопасности, а потому старались облегчить его так, чтобы с приливом оно поднялось с мели. Из досок были построены спускные лотки, и по ним с верхней палубы и из трюма заскользили ящики с керосином. При выгрузке требовалось соблюдать осторожность, так как лед в эту пору был еще тонок. Позже у нас провалились под лед двое или трое саней с припасами и эскимосы вместе с ними; однако, поскольку до дна здесь было не более 6 футов, а все припасы были в жестяных банках, происшествие это не причинило сколько-нибудь значительного ущерба.
Снежная
Пока выгружались ящики с керосином, особая команда с пешнями, шестами, пилами и прочим снаряжением принялась вырубать лед с таким расчетом, чтобы можно было поставить «Рузвельт» бортом к берегу. Мы с Бартлеттом решили провести судно за ледовый барьер и поставить его на мелководье полосы припая. Нам не улыбалось провести еще одну зиму в мучениях, подобных тем, что мы пережили в нашу прошлую экспедицию, когда судно стояло у самой кромки припая и было подвержено малейшим подвижкам пака со стороны океана.
За керосином последовали тонны китового мяса, находившегося на шканцах, причем иные куски были величиной с большой дорожный сундук. Мясо сбрасывалось за борт прямо на лед. Эскимосы увозили его на санях на берег и складывали штабелями на высоте 100 ярдов над уровнем припая; затем его прикрывали мешками с углем, который также сгружался со шканцев. За китовым мясом последовали вельботы, их спускали со шлюпбалок на талях и, подобно саням, откатывали на берег. Чуть позже вельботы перевернули вверх дном и заложили камнями, чтобы их не сдвинуло ветром.
Выгрузка припасов и снаряжения заняла несколько дней. Это первое дело, с которого начинает свою работу каждая хорошо организованная арктическая экспедиция, как только она прибывает на зимние квартиры. Когда припасы на берегу, гибель судна от пожара или сжатия льдов означала бы лишь то, что участникам экспедиции придется возвращаться назад по суше. Она не помешала бы готовить санный поход, не расстроила бы серьезно планы экспедиции. Потеряй мы «Рузвельт» на мысе Шеридан, мы бы перезимовали в построенных нами из ящиков домах, а весной все равно сделали бы бросок к полюсу. Затем мы бы покрыли пешком 350 миль пути до мыса Сабин, пересекли по льду пролив Смит и, достигнув Эта, ждали, чтобы за нами пришел какой-нибудь корабль.
Ледяной обрыв на леднике Хаббарда
На протяжении четверти мили берег по соседству с «Рузвельтом» был уставлен ящиками, причем каждый вид припасов и снаряжения складывался отдельно. Этот поселок из упаковочных ящиков мы окрестили Хаббардвилл, в честь генерала Томаса Хаббарда, президента Арктического клуба Пири. Выгрузив с передней палубы ящики, служившие ложем для эскимосов, мы тщательно отмыли и отскребли палубу, затем построили из досок новое ложе, разделили его перегородками для каждой семьи и навесили у входа занавески. Под постелью оставалось свободное пространство, куда эскимосы могли складывать кухонные принадлежности и предметы личного обихода. Привередливому читателю, в случае если он будет шокирован предложением хранить сковородки под кроватью, следовало бы увидеть эскимосскую семью в ее доме из камней и земли, 8 футов шириной, где мясо и питьевая вода, мужчины, женщины и дети зимою из месяца в месяц смешиваются не разбери поймешь.
Затем мы выгрузили около 80 тонн угля; таким образом, в случае если бы нам пришлось жить в домах, построенных из ящиков, у нас было бы достаточно топлива. В это время года здесь не очень холодно. 8 сентября термометр показывал 12° выше нуля, на следующий день – 4°.
Большие ящики, содержащие банки с беконом, пеммиканом, мукой и так далее, мы использовали наподобие гранитных глыб при сооружении на берегу трех домов размерами 15 x 30 футов каждый. Все припасы были специально упакованы для этой цели в ящики определенных размеров – вот еще одна из бесчисленных деталей, обеспечивших успех экспедиции. При возведении домов ящики ставились верхней частью вовнутрь, крышки с них были сняты, и содержимое вынималось по мере надобности, как с полок; таким образом, дом представлял собой нечто вроде бакалейной лавки.