Северный полюс. Южный полюс

Пири Роберт Э?двин

Я избрал их из множества кандидатов в члены экспедиции, считая, что они особо приспособлены для похода на Север. Доктор Гудсел был крепкий, плотного сложения человек, врач пенсильванского закала, обязанный всем самому себе. Я надеялся, что ему как специалисту по микроскопии удастся получить ценные результаты в области науки, исследования в которой на арктической почве еще не проводились. Он занимался микроскопическим изучением возбудителей инфекционных заболеваний у эскимосов.

Макмиллана, тренированного спортсмена и преподавателя физкультуры, я хорошо знал на протяжении ряда лет. Он горел интересом к работе, горел желанием отправиться со мной на Север и как по своим нравственным, так и по физическим данным вполне подходил для суровых условий Арктики.

Боруп,

самый младший член экспедиции, понравился мне своим энтузиазмом и выносливостью. Он поставил рекорд по бегу в годы обучения в университете, и я взял его с собой из общих соображений, считая, что он отлично приспособлен для работы в Арктике. Выбор себя оправдал: фотографиями, привезенными из экспедиции, мы в большой мере обязаны его искусству проявлять негативы.

Меня часто спрашивали, как развлекались члены экспедиции во время продолжительных стоянок, когда лед преграждал путь кораблю. Основным развлечением для новичков было изучение эскимосского языка. Переводчиком служил Мэттью Хенсон. Иногда, глядя с капитанского мостика на палубу, я видел там одного из новичков в окружении жестикулирующих и смеющихся эскимосов – это означало, что урок эскимосского языка в разгаре. Женщины особенно радовались возможности научить Борупа таким эскимосским словам, как куртка, капюшон, сапоги, небо, вода и так далее, явно считая его славным парнем.

Всю ночь 24 августа «Рузвельт» спокойно стоял на открытой воде, а утром 25-го вновь двинулся на север и дошел до мыса Юнион. Лед за мысом был сильно сплочен. Я поднялся на ванты взглянуть, как обстоят дела, и, не найдя подходящего укрытия, решил вернуться в бухту Линкольн, где мы поставили судно между двумя сидевшими на мели айсбергами. Если накануне день был спокойный и солнечный, то сегодня, 25 августа, шел снег и дул резкий северный ветер. Снег горизонтальными завесами проносило над палубой, вода была черная, как чернила, лед призрачно-белый, побережье поблизости казалось берегом земли призраков. Один из наших айсбергов унесло приливом, и мы переставили судно к внутренней стороне уцелевшего; впрочем, за ним было еще несколько сидевших на мели айсбергов, принимавших на себя натиск ледяных полей.

На следующий день мы выгрузили на берег часть наших припасов и устроили в этом месте склад продовольствия. Нам постоянно приходилось считаться с возможностью гибели судна, но даже при благополучном исходе плавания мы могли бы воспользоваться складом в сезон охоты. Деревянные ящики с припасами были попросту сложены на берегу. Бродячие полярные зайцы, олени и мускусные быки никогда не посягают на жестяные банки и деревянные ящики.

Я сошел с корабля и прошел по берегу до реки Шелтер, заново переживая все то, что мне довелось испытать в этих местах в 1906 году. В тот год, пока я был на мысе Томас-Хаббард, капитан Бартлетт – ибо он и тогда, как теперь, командовал «Рузвельтом» – пытался провести судно с места открытой стоянки на мысе Шеридан в какое-нибудь более укрытое место в бухте Линкольн, где я должен был сесть на корабль. У реки Шелтер «Рузвельт» был зажат между дрейфующим паком и вертикальной стенкой припая и получил почти смертельный удар. Судно было целиком выжато из воды, ахтерштевень и руль разлетелись в щепки, от гребного винта оторвалась лопасть. С судна сняли весь груз: Бартлетт опасался, что, когда сжатие прекратится и судно осядет на воду, оно даст такую сильную течь, что его невозможно будет удержать на плаву Команда со своим капитаном приложила героические усилия, чтобы заделать пробоины, и, когда сжатие льдов ослабло, «Рузвельт» остался на плаву. Однако судно простояло там почти месяц, и с него дважды снимали такелаж, когда гибель его казалась неминуемой.

Здесь-то, у реки Шелтер, я и застал «Рузвельт» по своем возвращении из самого дальнего похода на запад. Мы кое-как смастерили новый руль, и изувеченное и почти беспомощное судно добралось до бухты Линкольн, а оттуда дохромало кое-как до Нью-Йорка.

После часа воспоминаний я вернулся на корабль. Оказалось, Боруп и

Макмиллан также сходили на берег в надежде найти какую-нибудь дичь, но ничего не нашли. День был хмурый, сырой и облачный. Макмиллан, Боруп, доктор Гудсел и помощник капитана Гашью развлечения ради стреляли в мишень из винчестеров.

Следующий день казался бесконечным. Мы по-прежнему стояли в бухте Линкольн. Не переставая и со все нарастающей силой дул сильный, резкий северо-восточный ветер. Пак дрейфовал всего в нескольких ярдах от судна; правда, оно было довольно хорошо защищено крупными льдинами, сидевшими на мели между нами и движущимся льдом. Время от времени какое-нибудь большое ледяное поле, стремительно проносясь мимо, расталкивало все на своем пути и давало нашим защитникам толчок, подвигавший их, а вместе с ними и нас, ближе к берегу. Из вороньего гнезда мы видели небольшую полосу открытой воды у восточного берега пролива, но по соседству с нами разводьев не было – только лед, лед, лед, всевозможной формы и толщины.

Еще один день. «Рузвельт» оставался в прежнем положении, лицом к лицу с напирающим льдом. Но вот на пике прилива сидевший на мели айсберг, за который мы закрепились тросом, тронулся с места. Мы все повысыпали на палубу и поспешно выбрали трос. Уплывая на юг, айсберг оставил перед нами полосу открытой воды с милю длиной, и мы направились вдоль берега на север, пробираясь позади сидящих на мели айсбергов в надежде найти другое укрытие, где можно было бы обезопасить себя от стремительно приближающегося пака.

На наше счастье, дул сильный береговой ветер, ослаблявший давление льда. Мы как будто нашли подходящее укрытие и уже готовились закреплять тросы, как вдруг большая льдина площадью в акр и с острым торчащим концом, подобным тарану военного корабля, устремилась к «Рузвельту», и нам пришлось спешно менять позицию. Но не успели мы поставить судно в безопасное место, как вновь оказались под угрозой со стороны той же льдины. Казалось, она была наделена злобным нерасположением к нам и преследовала нас, словно ищейка. Мы снова переменили позицию, закрепили судно, и в конце концов угрожавшая нам льдина проплыла дальше на юг.

В ту солнечную ночь никто на борту не спал. Около 10 часов обломок айсберга, к которому был пришвартован «Рузвельт», пришел в движение под напором яростного ветра и прилива. В то время как вокруг нас кружились и толклись льдины, мы, не имея достаточно места для маневра, поспешно выбрали тросы и перешли на новое место – только затем, чтобы быть прогнанными и оттуда. Мы снова нашли место для укрытия, и снова были прогнаны. Третья попытка найти безопасное пристанище увенчалась успехом, но, прежде чем мы довели ее до конца, «Рузвельт» дважды садился носом на мель, застрял килем на отростке айсберга, а под натиском другого вдребезги разлетелись поручни на корме.

Суббота 29 августа – еще один день задержки. Я находил утешение в мыслях о моем маленьком сыне на далекой родине. Ему в этот день исполнилось 5 лет, и Перси, Мэтт и я – три его дружка – распили бутылку шампанского в его честь. «Роберт Пири-младший! Что вы сейчас поделываете у себя дома?» – думал я.

Следующий день, 30 августа, надо полагать, неизгладимо останется в памяти всех членов экспедиции. «Рузвельт» швыряло льдинами так, словно он был футбольным мячом. Игра началась около 4 часов утра. Я прилег у себя в каюте, пытаясь уснуть, – одежду я не снимал вот уже целую неделю. Мой отдых был прерван толчком такой силы, что я даже не успел подумать: «Что-то случилось», как уже лежал на палубе, накрененной на правый борт градусов на 12–15. Я подбежал, вернее сказать вскарабкался, к левому борту и увидел, что произошло. Большое ледяное поле, стремительно дрейфовавшее по течению, словно игрушку, подхватило сидевший на мели 1000-тонный айсберг, к которому мы были пришвартованы, и бросило его на «Рузвельт». Айсберг прошелся вскользь по левому борту, пробил большую дыру в каюте Марвина и налетел на другой айсберг, находившийся как раз за кормой, так что «Рузвельт», словно подмасленный, выскочил из зазора между ними.