Северный Удел
Шрифт:
Пассажира затрясло на гати.
— Гуафр! — выругался он по-ассамейски, упираясь ладонями в боковые стенки.
Что-то крикнул сидящий на козлах Майтус.
Рискуя вывалиться, пассажир приоткрыл дверцу:
— Что? Что ты сказал, Майтус?
— Я говорю, потерпите, скоро кончится.
— Надеюсь…
Пассажир подложил под себя выскочившую подушку. Хуже, чем верхом, гуафр! Всю душу так вытрясешь…
Майтус запел.
«А еще, сын, что-то в Уделе стало беспокойно. По концу весны за Бешеным ручьем обнаружены
— Ай!
Карета подскочила чуть ли не на локоть, и пассажир влетел в потолок макушкой. Гостинцы из плата попрыгали под ноги.
«…ничего не дало, да и не понравился мне присланный дознатчик, больше, говорят, в трактирах сидел, кудрявый такой, рослый, с пустыми глазами. Чего он там в докладе понаписал, не знаю, но, чую, ничего путного, поскольку туда на заселение к середине лета пришли высоким повелением новые семьи, вроде как беглые от засухи с западных земель.
И пока, кажется, живут…»
Пассажир закусил губу. Все-таки очень странный переход от «чечетки»…
Аски Кольваро ничего не делал просто так.
Может, как раз с этой истории и начать? Съездить на Бешеный ручей? С другой стороны, как это соотносится…
Карету перестало наконец трясти. Под колесами заскрипел песок.
Пассажир с облегчением выдохнул, устроился на сиденьи поудобней, затем, нагнувшись, по-добрал продукты с пола. Раздавленный случайно огурец выкинул.
Как же это соотносится?
Надо было думать. И серьезно. Поскольку неделю назад Аски Кольваро, шан Северного Удела, отец, бесследно пропал, спросить стало не у кого.
Тайнописью же, которая открывалась только родственной крови, было написано всего три предложения.
«Не доверяй никому, кроме Майтуса. Он — „кровник“. Возвращайся немедленно».
Глава 1
— Бастель!
Дядя Мувен был рад мне.
Действительно рад. Наверное, оттого, что упредил всех, поймав меня в зале левернской гостиницы.
На нем был коричневый дорожный костюм, новенький, с иголочки. Через руку была перекинута рыжеватая накидка. Франтоватая трость выглядывала из подмышки костяной конской головой.
— Здравствуйте, дядя, — сказал я.
Я был серьезен и сдержан. Видно было: думаю о пропавшем отце.
Мы обнялись.
— А ты возмужал, возмужал на юге, — дядя отстранился, изучая мою фигуру круглыми желтоватыми глазами. — Вытянулся. — Он пощупал бицепсы. — Как говорят у нас, охотников, заматерел. Ассамеев гонял?
— Было такое.
Дядя сцепил пальцы на объемистом животе.
— Обедал уже?
— Нет. Только приехал.
— Если не возражаешь, я пообедаю с тобой.
Чертам дядиного лица было далеко до фамильных.
Кровь Кольваро выдавал разве что нос, прямой и тонкий, а все остальное — толстые щеки, толстые губы, курчавый волос, родинка под совиным глазом — было не пойми чье. Но все ж — дядя.
По короткой лесенке мы спустились в полутемный гостиничный ресторан.
Плотные шторы. Круглые столики. Лампы с колпаками цветного стекла. На стенах — литографии с модными нынче сценами охоты.
Столик я выбрал в углу, подальше от входа.
На бахромчатой скатерти выгибали бумажные шеи розовые салфетные лебеди. Дядя Мувен тут же распотрошил своего.
— Жарко здесь что-то, — доверительно сообщил он мне, опустившись в низкое кресло. Салфетка промокнула пот над губой и занялась двойным подбородком.
Прощай, лебединое крыло, подумал я.
Чтобы видеть, что делается в ресторане за обширной дядиной спиной, я чуть сдвинул свое кресло.
— Здравствуйте, господа.
Официант — темный фрак, светлая манишка — заученно улыбаясь, подал картонки меню. Волосы на пробор, бриолин. Цепкий взгляд. Он был половинчатой крови, это чувствовалось, скорее всего, из захудалого, смешавшегося рода.
— Мне, пожалуйста, сначала ост-клеро, — сказал я официанту.
— Сию минуту.
— А мне капельку хереса, — двумя пальцами показал дядя.
Официант принял от него накидку и трость и, кивнув, растворился в зыбкой полутьме.
— Ост-клеро? — поднял бровь дядя Мувен.
— Извините, дядя, но кислятина у меня уже вот где… — я коснулся ладонью горла. — Обпился.
— Нет-нет, твой выбор, конечно!
Салфетный лебедь лишился и второго крыла.
Дядя, утираясь, сопел и обмахивался свободной рукой. Я, впрочем, особенной жары не замечал.
А вот дядя — нервничал.
— Позвольте.
Бесшумно появившись, официант составил на стол с подноса две бутылки и четыре бокала. Негромко хлопнула мастерски извлеченная пробка. Полилось, шипя, ост-клеро. Бокал мне. Новая пробка. Янтарный всплеск. Бокал дяде.
— Что будете заказывать?
Тонкая книжица возникла в руке официанта. Его взгляд застыл чуть повыше моего лба. Как у какого-нибудь голема.
Я пригубил ост-клеро.
— Пожалуй, мяса.
— Какого? Предпочитате жаркое, кусочками, на шампуре, по-старошански, крокеты?
— Крокеты.
— Гарнир?
Я вчитался в меню.
— Картофель, обжаренный с луком.
— Прекрасно! — восхитился официант, черкая в книжице обрезком карандаша. — Напитки?
— Если можно, просто воды.
— Может, подслащеной, с лимоном? Или наливки? Наливочки?
— Не стоит.
Я улыбнулся. Официант, вздрогнув, медленно повернулся к дяде.
Мгновение назад он попытался слегка выйти за рамки простого «подай-принеси». Воздействие было летящее, невесомое, всего лишь стимуляция на алкоголь, но я его засек.