Северный Удел
Шрифт:
— Ясно, — сказал я. — Пошли со мной.
— Куда?
— Да бросьте вы этот тючок, Георгий! — раздражился я. — Как погорелец, честное слово!
— Хорошо.
Тючок шлепнулся у двери, и мы выскочили под дождь.
На баллюстраду натекло, вода пузырилась, в небе погромыхивало, но больше пугало, гроза обходила поместье стороной, посверкивая над далекими холмами. Зато лило знатно, чуть ли не стеной.
Карету Шалбаевых у крыльца сменил дормез, тоже, видимо, отловленный погоней, фыркали, коротко ржали лошади, жандармы в накидках
По кружной дорожке я устремился к прорехе в кустах, обозначающей спуск в подвал. Тимаков, не отставая, дышал рядом, дождь прилепил его волосы ко лбу и будто прозрачной глазурью окропил лицо.
— Георгий, — спросил я, сворачивая, — вы действительно так думаете: всех нас — на фонари?
— Думал, — мрачно сказал капитан. — Раньше думал. Думал, таил, планы строил.
— А сейчас?
— Откровенно? Уже нет. Поумнел. Был и на западе, и в Инданн как-то занесло. Сравнил. Но Иващиных с той деревни…
Тимаков мотнул головой.
— Ясно.
Сагадеев, Штальброк и еще два жандарма стояли под узким козырьком, который почти не спасал от бегуших вниз потоков воды. Зоэль за их мокнущими спинами совсем не было видно. Она там хоть в наручниках?
— Наконец-то! — Обер-полицмейстер выступил из-под козырька, получил струю за шиворот и заступил обратно. — Господин капитан, вы никак пришли в сознание?
— Пришел, — хмуро ответил Тимаков.
— И хорошо. Об остальном — после. Открывайте, Бастель.
Я спустился к двери в подвал и выбрал нужный ключ. Подумал: если отец держал в подвале виверну, нет ли там еще какой твари?
Замок щелкнул.
Дохнуло холодом, напитанный кровью, сам зажегся фонарь, стоило мне лишь коснуться его жилками.
Подвал был пуст и жил тенями, у одной стены стояло несколько ящиков со снятыми крышками, угол засыпала глиняная куча, к небольшой перегородке был притиснут стол, уставленный неказистыми глиняными человечками.
За перегородкой темнели сложенные из камня и прихваченные решеткой ниши, три — с одной стороны, две — с другой. Для зверинца, думается, не совсем подходяще, а вот для Дианы Зоэль — вполне.
— Спускайтесь, — выглянул из подвала я.
— За мной, — скомандовал жандармам Сагадеев.
Наручники на Диану все-таки надели. Она вошла внутрь с кривой улыбкой на лице, и не понятно было, то ли сама, то ли сосредоточенный Штальброк довел ее до стола. Один из жандармов подставил женщине кривой стул, но та осталась стоять.
— Что, мальчики, — хрипло произнесла она, — шестеро на одну?
— Не обольщайтесь, сударыня.
Сагадеев прошел к нишам, подергал прутья.
Я перехватил взгляд Тимакова, обращенный на шпионку — взгляд не предвещал ничего хорошего.
— Георгий…
Тимаков посмотрел на меня и занялся глиняными человечками.
— Так, вот сюда, —
— Сволочи!
Диана кинулась на одного из жандармов, но сопротивление ее было недолгим. В результате волосы растрепались, коротенький сюртучок потерял пуговицу, а щека расцвела красным от нечаянного удара жандармским плечом.
— Ритольди-то — ха-ха! — уже в Благодати вашей! — выкрикнула она.
— Еще слово, — подступил к ней я, — и я сделаю вас временно-немой.
— Капитан, эй, капитан, — обернулась Диана к Тимакову, — что ж ты не подстрелил-то красавчика? Тебе ж сказано было.
Грохнулся на пол и разлетелся на осколки один из глиняных человечков.
— Промахнулся, — бросил через плечо Тимаков и вышел из подвала вон.
Я запер шпионку в нише, Сагадеев оставил одного жандарма сторожем, а второго послал за одеялами и едой.
— Пусть приглядывают, — сказал он мне. — Мало ли.
— Не загипнотизирует?
— Без лент? Вряд ли, — Сагадеев пригладил мокрые усы. — Одно мне не дает покоя.
Мы вышли наружу.
— Господа, я в расположение, — сказал и откланялся чуткий к чужим разговорам Штальброк. — Служба.
— И что же? — спросил я Сагадеева, когда силуэт поручика, пригибаясь, растворился в пелене дождя.
Обер-полицмейстер подставил лицо каплям.
— Кажется мне, Бастель, что сдалась она нам нарочно.
Глава 18
Тимаков, сидя на балюстраде, пытался зажечь мокрую сигарету. Ничего у него, конечно, не получалось, но он шкрябал спичками о наждачный бок коробка с маниакальным упорством. Гражданское платье, все, до короткого раскроя было темным от влаги.
Я так и не решил еще, как к нему теперь относиться. Если бы слова про фонари были словами, вложенными Зоэль…
— Георгий, — позвал его Сагадеев.
Тимаков, соскочив, вышвырнул сигарету в кусты.
— Да, Николай Федорович.
— Пойдемте-ка со мной, — обер-полицмейстер подхватил его под руку. — Расскажете про ленту. Про до и после. И про самое оно. Только обстоятельно, с нюансами, с самыми такими незначительными финтифлюшками…
Дормез, видимо, откатили к каретной. На дорожках и лужайках было пусто. Небо слабо светлело, но дождь и не думал прекращаться, шипел, шелестел, ходил серыми пологами, превращая дальний пост у ворот в непонятное, с проблесками, шевеление.
Я присел на перила, как только что Тимаков.
Нарочно, закрутилось в голове. Почему нарочно? Потому что могла разобраться с вахмистром и вообще с погоней? Обездвижила б иглой…
Но причины?
Интересно. Если на меня охотятся с «пустой» кровью, то наверняка кто-то следит и здесь, народу понаехало — все гостевые домики заняты, плюс пехотинцы, плюс жандармы, если вспомнить серошинельника, горного инженера Шапиро, казначея Лобацкого, то никого нельзя исключать.