Сэйл-мастер

Плотников Сергей Александрович

На последнем из трех шагов он встал четко впереди, чуть наискось — зрителям должно быть видно и ударника. Первые ряды неожиданно взорвались свистом, одобрительными невнятными выкриками.

«Что бы ни делали зрители — выступайте четко по плану», — инструктировала их пилот. — Вообще-то, скорее всего, они будут просто зевать и молчать».

Ладно, все могут ошибаться.

Сашка поднял альт и наложил смычок, радуясь, что у него был некоторый опыт театральных выступлений. Тело охватила знакомая веселая беззаботность. Вперед!

Обычно, сначала вступают ударные. В крайнем случае, скрипка. Классика жанра. Бэла и тут решила применить свой собственный подход: партию начал альтист. Звуки альта, нежные и низкие, секундой позже подхватила скрипка, поддержала гитара, и только после этого в ритм незаметно вписались ударные. Едва первые звуки мелодии воспарили над сценой, толпа зрителей притихла, потом замолчала совсем. Отлично, внимание публики они захватили. Сейчас опять Сашкин черед. Она видела, как Белобрысов отнял инструмент от плеча, опуская руки, плечи, голову, потом вновь выпрямился и запел:

So the season of the fall begins Down the crossroads in a sleepy little inn By the fire when the sun goes down

But the night becomes you And the secrets of the rain

Белка вздрогнула, мысленно, конечно — приученное тело держало темп и ритм барабанной дроби. Голос! Сашка пел — но как он пел! Ни разу ни на репетициях, ни на посиделках в кают-компании, ни даже в редкие моменты опьянения он не пел так. Его словно подменили — глубокий и четкий, кристально чистый баритон пробивал толпу до самых задних рядов, не оставляя равнодушными никого. Она видела, как качаются волны людских голов, как открываются в удивлении рты… Да что там! Белке даже начало казаться, что она слышит остальные инструменты — хотя обычно на концертах кроме себя не слышно вообще никого. Скрипка и гитара вторили, барабаны отзывались, и вскоре она сама почувствовала, что больше не ведет ритм, и вообще, музыка больше не ведет исполнителя — он ведет их музыку…

And the season of the fall begins Past the pass n'tbell past willow's weeping A ripple forms on the brinks of time

Наступало сложное место — вот Сандра в последний раз провела смычком по струнам. Медленно начала разводить руки в стороны — скрипка в одной руке, смычок — в другой. Гитара и барабаны усилили напор, заполняя паузу, но голос довлел над людьми — исчезновение скрипки не заметили. Резкий взмах руками — и вот уже на сцену, танцуя на ветру, опускаются желтые и багряные осенние листья.

Бэла знала, что Сандра почти полдня просидела над расчетами, и если бы не Княгиня — плюнула бы на все. Результат — опутанный сеткой знаков чертеж — сейчас горел за кулисами в медной жаровне. Сандра просто дистанционно активировала чары.

Толпа откликнулась радостным воплем, единым, хоть и на много голосов. «Мы ведем их! — удивилась Бэла. — Не понимаю, как мы их зацепили, но, проклятие, мы их ведем!»

But the night becomes you And the secrets of the rain, they will stay the same And the time will come soon With the secrets of the rain and the storm again

Теперь уже стало ясно, что многие подпевают солисту. Вот Сашка еще и еще повторил строчку припева, вот подхватил альт, и звук струн пришел вместо его голоса, лишь заменив слова, но не смысл.

Coming closer every day forever autumn

Проигрыш, потом снова голос приходит взамен альта, еще припев… Вечная осень — а здесь, на Мирабилис, осень только начинается, золотые листья кружат в воздухе. Бэла ударяет по большой тарелке — и из-под ее палочек взметается волна чистого, серебристого снега.

Снег фонтаном бьет из сцены, смешивается с золотом все еще кружащейся листвы. Все, движется, ничего не бывает навсегда…

Forever autumn…

Снег и листья замирают в воздухе. Просто замирают. Время остановилось.

Сандра выдает прощальный аккорд, барабаны живут своей жизнью, ударяет по струнам Катерина. Звук тонет, исчезает в безмолвии.

Пауза. Бьется сердце. Бэла не знает, чье оно.

И приходят бешеные аплодисменты!

Осталось последнее: словно марионетка, двигаясь на ниточках вколоченной привычки, пережигая в крови бешеный ток возбуждения, подойти к краю сцены.

Поклон.

— Белобрысый! Белобрысый! Белобрысый! — в поощрительных выкриках толпы вырывается это слово, и вот его уже скандируют. Сашка горделиво выпрямляется, толпа свистит. Сквозь шум пробивается кто-то: то ли голос громкий, то ли как-то заклятьем усилил.

— Белобрысый, где твоя гитара? Почему со скрипкой-то?

«Альт от скрипки не отличить — это постараться надо», — отрешенно думает Бэла. Все видно совершенно четко, но мысли, как всегда после номера, путаются паутиной. Сандра машет рукой, на её комбинезон бурно реагируют, Катерина упирает гитару в пол, как меч, сложив руки на верхушку грифа. Ей тоже кричат и свистят.

— Сломал об одного тут… Вступился за честь дамы тем, что под рукой оказалось, — немного вальяжно сообщает штурман, чем вызывает оглушительный врыв смеха, одобрительных выкриков и свиста.

— Эй, Контрабандисты, сыграйте еще что-нибудь! Просим!

— Зажигательное, да? — Сашка обращается к остальным. — Давайте, девчонки?

И вот уже Белка выбивает трескучую трель в самом начале их аранжировки «Грустной пиратской» — которая совсем даже не грустная, а названа так для маскировки.

Раз обе волны в сердце моем —

Стало быть, сердце цело…