Сезам, закройся!
Шрифт:
– Извините, – смутилась Лариса, – это я пробила трубу, чтобы насолить Утюгову, и чуть было не утопила нас с Евой.
– Ничего, ладно уж, – пробормотал полковник, подтаскивая едва живую Ершову к шахте лифта. – Нам необходимо как можно быстрее выбраться отсюда, Еву надо доставить к врачу.
Глубокий обморок невесты очень беспокоил Рязанцева.
– Вы арестованы, – сказал Скляров Утюгову, – убийство и покушение на убийство.
Дрыгайло встала с пола и отряхнулась. Лицо Утюгова перекосилось от гнева.
– Вы еще за это ответите! – заорал он, брызгая слюной. – Я знаменитый ученый! Гордость российской науки! Этот парень угрожал мне!
– Не кричите, – поморщился Скляров. – Компетентные органы разберутся, кто прав, а кто виноват. Лично я успел увидеть, как вы выстрелили сначала в молодого человека, а потом в женщину.
Профессор в бешенстве топнул ногой.
– Он мне жить не давал, шантажировал! – сказал он, ткнув пальцем в Гришина.
– Вполне возможно, – спокойно ответил Скляров. – Не забудьте сказать об этом следователю, он во всем разберется.
– Да, разбираться придется долго, – вздохнула Зинаида Валериевна, обводя взглядом холл НИИ, бывшего когда-то цитаделью науки, но ставшего со временем концлагерем для несчастных ученых. По витражу, на котором маленькие кусочки блестящего стекла изображали биологов за работой, полз первый луч восходящего солнца. Луч отражался, преломлялся, как в калейдоскопе, и бросал на стены и пол цветные отблески.
– А где Маргарита? – вдруг спросила Дрыгайло. – Куда она подевалась?
Утюгов не успел ответить, когда бухгалтерша услышала звук работающего двигателя.
– Гараж! Она таки проникла в гараж! – воскликнула Дрыгайло.
– Да, – довольно улыбнулся профессор. – Моя девочка на свободе. А я, ладно уж, посижу в тюрьме лет десять-двадцать. Разве это большой срок по сравнению с тем, что впереди – бесконечность? Как раз проценты набегут в банке.
Он спокойно вытянул руки. Щелкнули наручники. В тот же момент микроавтобус «Мерседес Виано» выехал из гаража и со всей возможной скоростью рванул в сторону леса. В отличие от директора его дочери совершенно не хотелось в тюрьму. В кармане у нее лежала половинка обмылка и фляга с раствором.
«В крайнем случае, крошки обмылка можно будет дорого продать, – думала она, – например, тому же Сене Плохоцкому или Филиппу Цукерману, а также диабетикам и другим больным с нездоровыми генами. Это будет моя страховка на всякий случай. А вдруг мои счета в Швейцарии арестуют?»
Микроавтобус вяз в грязи, буксовал, но продолжал продвигаться вперед. Рита посмотрела на себя в зеркальце заднего вида – на лице еще виднелись пигментные пятна, в мышцах чувствовалась ломота, желудок буквально выворачивало, но в целом она была счастлива – Утюгова вновь становилась молодой и красивой. Она была свободна, богата и не имела никаких моральных ограничений.
Полковник забрался на крышу лифта и втащил туда Еву. Голова ее болталась, словно она была не человеком, а куклой.
«Боже, что с ней случилось?!» – с ужасом подумал Владимир Евгеньевич, чувствуя под пальцами не привычную шелковистую кожу, а жесткую шерсть.
Вслед за Рязанцевым поднялась Лариса, которую хорошенько подтолкнул Коршунов, и Комиссаров, царапающий когтями по металлу. Последним на тесную площадку взобрался Виктор.
– Соня! – закричал он вверх.
– А? Что? – ответил из темноты девичий голос.
– Ты спускаешься?
– Нет, я просто повисла на тросе! – крикнула Пчелкина. – Спуститься не могу, сил не хватает.
– Ну и правильно! Сейчас мы будем подниматься! – закричал Виктор.
Рязанцев посмотрел на трос. Тот змеился и слегка дрожал в свете фонарика.
– Мы не поднимемся, – сказал полковник, – просто физически не сможем. У меня на руках Ева. Кроме того, пес в любом случае не сможет карабкаться вверх.
– И что делать? – спросил Виктор, беспомощно оглядываясь.
Лариса, все еще не верящая в свое спасение, попыталась абстрагироваться от охватывающей ее эйфории и начать думать.
– Давайте попробуем попасть на минус третий этаж, – сказала она после небольшой паузы. – Для этого надо просто открыть двери, выходящие на площадку.
Рязанцев посмотрел вверх. До металлических створок было всего около полуметра.
– Пожалуйста, подержи, – попросил полковник, передавая бесчувственное тело Евы Коршунову.
Виктор взял на руки легкую худенькую девушку в мокрой одежде, все еще пребывавшую в обмороке, а Владимир Евгеньевич поднялся по тросу и, уперев ноги в порожек, надавил ножом на щель между створками.
Есть! Двери разъехались. За ними была тьма. Путь на минус третий этаж был свободен.
Оставив спокойно спавшую Лизу, Богдан вылез из норы и потянулся. Над лесом поднималось солнце. Оно было такого восхитительно розового цвета, что Овчинников зажмурился от удовольствия. Воздух был прохладен и свеж после вчерашнего дождя.
– Теперь надо доставить Лизу в больницу, выяснить, чем обернулся для Рязанцева со зверем визит в НИИ, забрать «Крузер», и можно возвращаться на работу, – сказал Богдан.
Над лесом пролетел легкий ветерок. Листья затрепетали и зашумели, потом опять все стихло. В этот момент ухо Овчинникова уловило какой-то посторонний звук.
– Машина? – спросил самого себя мужчина.
Он быстренько нырнул в нору, поплотнее укутал Лизу в свой пиджак и снова вышел. Звук стал громче и слегка сместился к западу.
«Машина. Большая», – понял Овчинников и быстро пошел по направлению к источнику шума, пробираясь через грязь, заросли и поваленные деревья. Впрочем, в утреннем свете лес выглядел куда менее страшным и непроходимым, чем ночью. Пару раз мужчине встречались большие муравьи, пытавшиеся прицепиться к его брюкам, но Богдан быстро их стряхивал. Он добрался до небольшого ручья, мутного, с глинистыми берегами, поросшими осокой, и преодолел его вброд, вновь намочив ботинки, носки и штаны.