Сезам, закройся!
Шрифт:
– Легко сказать, – хмыкнула Лариса.
Они изучали помещение за помещением, но только в третьей комнате смогли найти вешалку с белыми халатами.
– Поищем что-нибудь потеплее? – предложил Виктор.
– Да что здесь найдешь-то, – пожала плечами Соня. – Разве что скатерть забрать со стола? Так она же из клеенки.
Они тщательно посветили везде фонариком, но больше ничего, что можно было бы использовать в качестве одежды, не нашли.
– Теперь нам нужна водка. Ну или спирт, – сказал Виктор. – Судя по описи, которая хранится у меня в кабинете, где-то тут был холодильник.
– Да, и я даже помню где, – добавила Лариса.
Они отворили еще одну дверь, открыли маленький, по пояс, холодильник, но водки там не нашли.
– Есть пиво, – сказал Коршунов и облизнулся.
Они быстро покинули комнату и побежали обратно, на площадку лифта, где их ждали Рязанцев с Евой и пес, смирно сидевший рядом. Луч включенного фонарика плясал по стенам.
– Вот, – сказала Лариса полковнику, – куча сухих белых халатов и пиво.
Рязанцев сидел на полу и держал на руках невесту.
– Спасибо, – сказал Владимир Евгеньевич, – посветите, пожалуйста, сюда.
Соня направила лучик на Еву. В неверном свете фонаря шерсть на теле девушки выглядела абсолютно черной.
Лариса тяжело вздохнула, прикрыв рот длинными пальцами. Коршунов закрыл глаза. Комиссаров тихонько заскулил.
– Это легко поправить, – сказала Сонечка, глядя на полковника, – у нас теперь есть кровавый обмылок, мы все станем нормальными. Только я не знаю, как его принимать. В растворе? И в какой дозировке?
Комиссаров заскулил и начал скрести лапами пол, словно хотел что-то сказать.
Богдан очнулся от резкой боли. Он чуть не задохнулся, лежа в грязи. Нож все еще торчал в теле Овчинникова.
– Надо позвонить Рязанцеву. Или вообще хоть кому-нибудь! Если бы только у меня был телефон!
Впрочем, телефон у Богдана был, но он упал в воду еще вчера и звонить больше не мог. Лежа в грязи, Овчинников огляделся. На дороге стояли «УАЗ» полковника и микроавтобус «Мерседес Виано», на котором приехала Маргарита Утюгова. Дверца «Виано» была распахнута.
«Рискнуть? – подумал Богдан. – Залезть в „Мерседес“ и поехать в НИИ в надежде, что мне кто-то там поможет? Не исключено, что полковник уже вызвал подкрепление».
Он повернул голову и посмотрел в другую сторону.
«Или ползти в нору к Лизе? Там, во всяком случае, точно есть лекарства и перевязочные материалы», – соображал он, стараясь не шевелиться. Овчинникову страшно хотелось вырвать из спины посторонний предмет, но он сдерживался, зная, что это резко усилит кровотечение.
Он еще раз посмотрел на микроавтобус, а потом попытался в деталях вспомнить дорогу к норе. В этот момент снова раздался шум двигателя. Богдан скосил глаза, открыл их, закрыл, снова открыл, не веря тому, что он видит. По глубокой грязи прямо к нему ехала машина «Скорой помощи».
«У меня бред. Галлюцинации, – горько подумал Овчинников. – Неужели я умру во цвете лет?»
Машина подъехала к Богдану и остановилась.
«Как хорошо, – думал он, стараясь, чтобы мысли не путались, – как хорошо, что машины „Скорой помощи“, „УАЗ-буханки“, у нас делает Ульяновский автозавод. А „УАЗ“ – он проедет куда угодно, пусть он сто раз „буханка“.»
Овчинников, свет вокруг которого постепенно мерк, почувствовал гордость за российский автопром и снова потерял сознание.
– Кто же это его так? – испуганно спросил молоденький фельдшер с серьгой в ухе. – Нас никто не предупреждал, что на дороге могут встретиться раненые! И вот поди ты! Проникающее ранение в легкое колюще-режущим предметом! Давайте сюда носилки.
Потом он еще раз осмотрел рану и озабоченно нахмурился. Из-за поворота показалась еще одна «Скорая», следом – третья. К НИИ двигалась целая кавалькада медиков.
Скляров и десяток его бойцов шли по НИИ, выслеживая крыс. На их пути время от времени попадались трупы. Дважды они освобождали людей, забаррикадировавшихся в лабораториях. Один раз спасли молоденькую лаборантку, забравшуюся в сейф, который оказался не по зубам даже крысам. Также нашли нескольких раненых. Олегу с коллегами удалось убить только двух крыс, но они не отчаивались.
– Их около двадцати было, – пояснила Зинаида Валериевна, – нескольких удалось убить до вас.
На лестнице на бойцов ринулись два грызуна, одному из которых удалось в последнем прыжке оцарапать ногу сержанту Лопатину.
– А ну, цыц! Кошки моей на вас нет, вредители! Она бы вам показала! – строго сказал сержант, вытирая кровь.
Еще троих грызунов обнаружили в пищеблоке, где они устроили засаду, но победить спецназ были не в силах. Вскоре на полу лежали три огромных тела в грязно-белых шкурах. Дрыгайло подошла к одному из тел и погладила жесткую шерсть. Спецназовцы переглянулись.
– Они не виноваты, – пояснила Зинаида Валериевна, украдкой вытирая слезу, – это несчастные существа, которым позволили родиться только для того, чтобы мучительно умереть, удовлетворяя фантазии ученых. Никто их никогда не жалел, а ведь они тоже живые. Крыс безжалостно резали, мучили, травили и умертвляли. Неудивительно, что, став большими и сильными, они ринулись мстить. Зло порождает зло.
– Их месть была страшной, – тихо сказал Скляров.
– Да. Что посеешь, то и пожнешь, – кивнула Дрыгайло.
– Я сочувствую им, – сказал сержант Лопатин, – но мы не можем ничем помочь грызунам. Дело в том, что крысы-то убивали всех подряд: и правых, и виноватых.
– Ученые тоже убивали всех подряд: и крыс, и крысят, – печально сказала бухгалтерша.
– Это настоящая трагедия, – пробормотал Олег. – И я боюсь, что некоторым крысам удастся уйти в лес. Тогда от них могут пострадать люди, которые не имеют никакого отношения не только непосредственно к крысам, но и к институту.
Дрыгайло вздохнула.