Сезон дождей и розовая ванна
Шрифт:
Гисукэ Канэзаки ушёл из особняка Тадокоро обозлённым до предела. "Настоятель" ловко поймал его на удочку. Не мог же Канэзаки открыто восстать против обладающего реальной силой влиятельного человека из провинциального комитета! Пришлось улыбаться, кивать головой и под конец обещать всё хорошенько обдумать. Но чем больше он пытался скрыть свои чувства, тем сильнее в нём бушевал гнев. Благообразное лицо, мягкие манеры, елейный голос "настоятеля" приводили его в бешенство. До чего сладко говорил, только что за ушком — как котёнка — не почесал! И симпатизирует-то он дорогому Канэзаки, и в мэры прочит, и поддержит
В растрёпанных чувствах Гисукэ сел в такси и отправился на горячие источники в Намицу. Даже ожидание близкой встречи с Кацуко не могло поднять его настроения.
Как видно, Ёситоси Тадокоро и Синдзиро Мияяма прочно связаны одной верёвочкой. Впрочем, кто их разберёт. Быть может, Тадокоро обвёл вокруг пальца Мияяму. Дал слово молчать, а сам всё выложил. И какой ведь театр устроил! Он, видите ли, разволновался, увидев Гисукэ, не смог врать в глаза такому симпатичному человеку, начал откровенничать, а потом, суля в будущем поддержку, стал уговаривать милого его сердцу Канэзаки поддержать Мияяму: Старая лиса! Обоих ведь предал — и Мияяму, и его, Гисукэ. Как ведь прошлой осенью уверял, что всё остаётся по-старому, что о честолюбивых планах Мияямы ему ничего не известно! А Мияяма, тут и сомневаться нечего, уже тогда обрабатывал Тадокоро.
Теперь у Гисукэ в голове было только одно: как выбить почву из-под ног Мияямы. Затевать внутрипартийную борьбу; бесполезно. Оппозиция в "Кэнъю" немногочисленна, а за Мияямой большинство, то есть все приверженцы главного направления. Зарвёшься, ещё из партии исключат за нарушение партийной регламентации. Очень заманчиво расчихвостить Мияяму в "Минчи", но в итоге опять-таки могут быть партийные неприятности. Вместо победы попадёшь в расставленные Мияямой сети…
И всё же должен же быть какой-нибудь способ натянуть Мияяме нос…
Когда на душе так погано, пожалуй, лучше не встречаться с женщиной, настоящей радости это не даст. Гисукэ, однако, надеялся, что наслаждение от обладания Кацуко как следует встряхнёт его и, кто знает, возможно, даст неожиданный толчок мыслям. Порой хорошие идеи возникают после физической встряски.
Когда Гисукэ проходил через бар, там было пусто — ни бармена, ни кельнерши, ни посетителей. Рано ещё, вечер только начался. Во многих окнах дома, который гостиничная горничная назвала "женским замком", за розовыми и голубыми занавесками горел свет, и это подчёркивало очарование весенних сумерек. В воздухе был разлит тончайший аромат — наверное, деревья уже погнали сок к ожидающим тепла почкам!
Гисукэ поднялся по знакомой лестнице на второй этажи подошёл к дверям квартиры Кацуко. В окне, выходящем в коридор, было темно. Он подёргал дверь — заперта. Гисукэ понял, что Кацуко нет дома. Какую глупость он сделал, что не дозвонился! Надо было, сойдя с поезда, позвонить, может быть, Кацуко была ещё дома, и теперь он не поцеловал бы замок. Но тогда он так спешил увидеться с Тадокоро, что личные дела отошли на задний план.
Не хотелось верить, что её нет. Гисукэ начал стучать; а вдруг она спит? Потом покрутил дверную ручку, вновь постучал, подёргал дверь. Никто не отозвался.
Открылась дверь соседней квартиры — видно, стучал он очень громко, — и выглянула сильно накрашенная молодая женщина.
— Знаете, Кацуко-сан нет дома, — сказала она, окинув Гисукэ быстрым взглядом, и чуть усмехнулась; очевидно, узнала поклонника своей соседки. — Она вчера уехала в Токио.
— В Токио?!
— Да. Сказала, пробудет там примерно месяц. Она ведь собирается завести своё дело, и ей надо подготовиться.
Гисукэ поспешил ретироваться. Эта женщина, видно, запомнила его в лицо, и ему вдруг стало неловко.
О том, что Кацуко собирается в Токио, он не знал. Относительно собственного дела у неё были разные планы. Она никак не могла решить, на чём остановиться — кафе, бар, небольшая закусочная, парфюмерный или галантерейный магазин, а может быть, и косметический салон. Если она сейчас поехала в Токио, чтобы подготовиться, значит, пришла к какому-то определённому решению. Гисукэ понятия не имел, что именно Кацуко выбрала, но в любом случае поездка в Токио пойдёт ей на пользу.
Ему было немного обидно, что Кацуко уехала на целый месяц, не предупредив его. Они виделись две недели назад, и она тогда ничего не сказала о своих планах. Однако никаких претензий к ней у него не было. Если Кацуко внезапно решила поехать, связаться с ним она никак не могла: он строго-настрого запретил ей писать или звонить ему в Мизуо. Оставалось только сожалеть о собственном невезении — ведь они разминулись всего на один день.
Не везёт, так уж не везёт. Настроение и без того отвратительное, а тут ещё это. Гисукэ с тяжёлым сердцем прошёл через пустой бар и вышел на улицу. Подумал было заночевать в какой-нибудь гостинице, но тут же отказался от этой мысли. Вспомнился тот тоскливый вечер перед знакомством с Кацуко. Тогда было одиноко, а сейчас будет и того хуже. Хватит с него переживаний! Решил вернуться в Мизуо.
Ночной поезд оказался совершенно пустым. Гисукэ постарался устроиться поудобнее, откинулся назад, положил ноги на противоположное сиденье. На полу, довольно-таки грязном, валялись коробки из-под готовых завтраков, кожура мандаринов. На мелькавших за окном станциях горели тусклые, наводившие тоску фонари.
Его мучила одна-единственная мысль — как перехитрить Синдзиро Мияяму. Досадно, конечно, что не удалось повидаться с Кацуко, но с другой стороны, даже хорошо, что её не будет целый месяц. Когда предстоят серьёзные дела, женщина является помехой.
…Значит, Мияяма всегда зарился на пост мэра. Отказ Хамады баллотироваться на третий срок — это тоже работа Мияямы. Хамада ведь никогда не обладал реальной властью. Ставленник Мияямы, он плясал под его дудку. Пока Хамада был мэром, ловкач Мияяма потихоньку расчищал себе путь к заветному креслу. Не исключено, что Тадокоро знал об этой тщательной, кропотливой подготовке.
Если провинциальный комитет поддерживает Мияяму, значит, почти невозможно сорвать его замыслы открытым сопротивлением. Тем не менее Гисукэ и не подумает идти на мировую и давать "провиант" своему давнишнему врагу. Все эти разговорчики "настоятеля", что таким образом он сделает Мияяму своим должником и в дальнейшем извлечёт из этого выгоду, чушь собачья. Разве можно верить человеку, отрёкшемуся от того, в чём он чуть ли не клялся, не далее как прошлой осенью?! Не такой Гисукэ дурак, чтобы поверить сладким речам Тадокоро.