Сезон дождей и розовая ванна
Шрифт:
— Я уж и не знаю… Говорить я вот не мастак. Иногда надо бы приятное что-то сказать, ну, человеку какому-нибудь… А я и не представляю, чего бы придумать.
— Верно, есть у тебя такой недостаток. Впрочем, может быть, это твоё достоинство. Ну а что касается нашей работы, тут ты справляешься.
— Правда?
— Сам-то разве не чувствуешь? Опять же мне со стороны виднее. Газету делать ты научился. До сих пор добрую половину работы делал я, а теперь будешь работать сам. Я тебе доверяю.
— Боюсь, не справлюсь. Не уверен я в себе…
— А ты не бойся.
— Попробую. Вы ведь, господин директор, загружены очень…
— Это верно. Но главное — ты созрел для такой работы.
— Только вы уж, пожалуйста, меня… ну как это сказать… ведите.
— Да что ж мы с тобой танцевать собираемся что ли?
— Вот именно, как в танцах. Если вы поведёте, то я смогу.
Гисукэ удивился: ишь как ловко выразился!
— Ладно, я тебе доверяю во всём, надеюсь на тебя, и будем считать, что этот вопрос исчерпан. Одно только хочу напомнить: в случаях особо важных докладывай мне, сам не решай.
— Разумеется, господин директор! Во всём буду следовать вашим указаниям. — Гэнзо в знак согласия склонил голову.
— Я думаю, ты теперь и в политике стал лучше разбираться. Пока помогал мне в предвыборной кампании, небось понял расстановку сил в нашем городе?
— Да, многое для меня прояснилось.
— Ну и что ты думаешь?
— Насчёт расстановки сил?.. Да вроде после выборов ничего не изменилось.
— Правильно. От «Кэнъю» прошли ещё два человека, так что у правого крыла теперь в городском собрании большинство мест. Представляю, как задерёт нос Синдзиро Мияяма. Плохо, что оппозиционные партии ведут себя прямо-таки безобразно.
— А вы знаете, господин директор, что говорят? Поскольку у вашей группы теперь на три места меньше, Мияяма станет чем-то вроде диктатора.
— Кто это говорит?
— Да репортёры. И ещё они говорят, что Мияяму опять выберут председателем, а его заместителем будет Сэки-сан, который тоже из правых. Выходит, никого из оппозиционной группировки к руководящим постам не допустят.
— Скорее всего так и будет. Мияяма уже оповестил репортёров? Ведь была же раньше достигнута договорённость, что эти посты будут занимать поочерёдно представители главного направления и оппозиции. И всё пошло насмарку. Просто диву даёшься, до чего же бессовестный, до чего наглый тип этот Мияяма!
— Господин директор, у вас такая хватка! Вы если постараетесь, положение наверняка изменится.
— Да, надо будет задать перцу этому прохвосту… Наша группа потеряла три места, но зато оставшиеся — настоящие бойцы. — Горящие глаза Канэзаки смотрели куда-то вдаль, словно он видел там своих противников и готовился их испепелить. Но потом, перевёл взгляд на Дои, и выражение его лица смягчилось: — Ну что же, Гэнзо, ещё и ещё раз спасибо за труды. Славно ты поработал… Слушай, может, пойдём в «Дзинъя» пообедаем?
— С удовольствием буду вас сопровождать.
После выборов Канэзаки был в «Дзинъя» впервые. Как и в прошлый раз, он повёл Гэнзо на второй этаж в отдельный кабинет. Едва они вошли, появилась О-Маса.
— Поздравляю вас, господин директор! — Она склонилась в глубоком поклоне, коснувшись руками татами. Поза была почтительной, но в каждом движении сквозило кокетство.
Гэнзо Дои сидел чинно, всем своим видом выражая уважение к присутствующим.
— Спасибо, спасибо, — Гисукэ легонько кивнул. — Благодарю за подарок, который вы прислали мне в контору. Тай [5] такой огромный, что я даже удивился. Ты тоже поблагодари, Гэнзо.
5
Рыба, считающаяся в Японии деликатесом.
— Да, да… Я тоже… Извините… — Гэнзо низко поклонился и умолк, запутавшись в словах.
— Да будет вам, Дои-сан! Ничего особенного ведь не послали, подумаешь — рыба. И вообще, это ведь не я, это хозяйка послала, хотела вас поздравить.
— Хозяйку мы тоже поблагодарим. А пока благодарим вас, О-Маса-сан как представительницу всех служащих этою ресторана.
— Вот как? Весьма тронута! — О-Маса, прикрыв глаза, чуть улыбнулась. На носу у неё образовались морщинки, пухлые губы и слегка выступающий вперёд подбородок дрогнули. Казалось, всё её лицо смеётся. Эта женщина, в общем-то некрасивая, могла быть необыкновенно привлекательной. Не удивительно, что её непутёвый бывший муж продолжает иметь на неё виды.
— Жалко, такая женщина пропадает в одиночестве, — сказал Гисукэ, когда О-Маса вышла.
Гэнзо Дои схватил о-сибори [6] и принялся обтирать лицо.
Глядя на это, Гисукэ вспомнил толстую, похожую на большую белую свинью жену Гэнзо.
— Как поживает твоя жена, здорова?
— Здорова, что ей делается… — Гэнзо отнял от лица скомканное полотенчико и часто заморгал.
— Я перед ней виноват. Во время выборов ты ведь почта не бывал дома…
6
Горячее влажное полотенчико для обтирания лица и рук.
— Да что вы! Жена говорит, без меня дома лучше.
— Ну да?
— Правда. Говорит, когда я дома, делается очень уныло. А так она приглашает к себе соседок, или сама идёт к ним поболтать.
Гисукэ в какой-то степени понимал жену Гэнзо. А уж поболтать она любит! Он представил себе, как эта толстуха, ни на секунду не закрывая рта, шлёпает и шлёпает некрасивыми, набухшими, как хорошо разваренные пельмени, губами.
— Хорошо, что она быстро привыкла к новому месту, — поспешил сказать Гисукэ, чтобы его неприязнь к жене Гэнзо как-нибудь не вырвалась наружу. А вообще-то её странное отношение к мужу ему на руку; Гэнзо не тянет домой, значит, он будет больше отдаваться работе.