Сезон гроз
Шрифт:
— Она с нами дальше не поедет. Мы расстаемся.
— Как? Не понял… Будь любезен объяснить…
— Не могу. Не сейчас. В дорогу, Лютик.
— Ты уверен, что знаешь, что делаешь? И полностью осознаешь?
— Нет. Не полностью. Ни слова больше, не хочу об этом сейчас говорить. Едем.
Лютик вздохнул. Послал мерина вперед. Оглянулся и снова вздохнул. Он был поэтом.
Поэтому имел право вздыхать, когда захочет.
Постоялый двор «Тайна и шeпот» вполне приятно выглядел на фоне зари, в туманном предрассветном сиянии. Казалось, что это утонувший в
Он вздохнул, зевнул, кашлянул, сплюнул, завернулся в плащ и погнал лошадь. Через несколько минут размышления остались позади. Геральт был уже едва виден в тумане.
Ведьмак ехал быстро. И не оглядывался назад.
— Пожалуйста, вот вино, — хозяин поставил на стол фаянсовый кувшин. — Сидр из Ривии, как вы хотели. А еще жена просила узнать, как вы находите свининку?
— Мы находим ее среди каши, — ответил Лютик. — Время от времени. Не так часто, как хотелось бы.
Трактир, до которого они добрались под конец дня, назывался, о чем гласила красочная вывеска, «Под кабаном и оленем». Однако эта дичь была исключительно на вывеске, в меню она не значилась. Местным фирменным блюдом была каша с кусками жирной свинины и густым луковым соусом. Лютик, видимо из принципа, немного покрутил носом на слишком плебейскую в его понимании пищу. Геральт не жаловался. Поскольку свинину обвинить было не в чем, соус был сносным, а каша доваренная — именно это последнее удавалось кухаркам далеко не в каждом придорожном трактире. Могло быть хуже, тем более что выбор был ограничен. Геральт настаивал на том, что за день надо проехать как можно больше, поэтому в ранее встреченных трактирах останавливаться не хотел.
Не только для них, как выяснилось, трактир «Под кабаном и оленем» оказался конечным пунктом дневного путешествия. Одну из лавок у стены занимали проезжие купцы. Купцы были современные, в отличие от старомодных они не брезговали слугами и не считали позорным есть вместе с ними за одним столом. Современность и толерантность имели, конечно, свои пределы — купцы занимали один край стола, слуги — другой, демаркационную линию было легко заметить. Это касалось и блюд. Слуги ели свинину с кашей, на чем специализировалась местная кухня, запивая выдохшимся пивом. Господа купцы получили по цыпленку и несколько бутылей вина.
За столом напротив, под чучелом кабаньей головы, ужинала пара: светловолосая девушка и пожилой мужчина. Девушка была одета богато, очень строго, вовсе не по-девичьи. Мужчина походил на чиновника, но далеко не самого высокого ранга. Пара вместе ужинала, вела довольно оживленный разговор, но это было недавнее и скорее случайное знакомство, о чем можно было сделать вывод из поведения чиновника, настойчиво заискивающего перед девушкой в явной надежде на что-то большее, что девушка принимала с вежливостью, сохраняя, однако, при этом ироническое выражение.
Одну из коротких лавок занимали четыре жрицы. Странствующие целительницы, которых было легко узнать по серым одеждам и скрывающим волосы плотным капюшонам. Их трапеза была, как отметил Геральт, более чем скромной: что-то вроде ячменной каши без подливки. Жрицы никогда не требовали платы за лечение, исцеляли всех и задаром, обычай требовал предоставлять им в обмен за это, если они попросят, стол и ночлег. Хозяин «Кабана и оленя» обычай знал, но, видимо, собирался отделаться от них с наименьшими затратами.
На соседней лавке, под оленьими рогами, располагались трое местных жителей за бутылкой ржаной водки, явно не первой. Более или менее удовлетворив основную потребность, они начали искать развлечений. И, разумеется, быстро их нашли. Жрицам не повезло. Хотя, наверное, они уже к подобному привыкли.
Стол в углу комнаты занимал только один гость. К тому же этот стол был скрыт в тени. Гость, как подметил Геральт, не ел и не пил. Он сидел неподвижно, прислонившись спиной к стене.
Трое местных не унимались, их направленные в адрес жриц насмешки и шутки становились все более грубыми и непристойными. Жрицы вели себя стоически, просто не обращая на это внимания. Местных, по-видимому, это начинало раззадоривать, особенно по мере убывания водки в бутылке. Геральт начал быстрее работать ложкой. Он решил набить пьяницам морды, но не хотел, чтобы остыла каша.
— Ведьмак Геральт из Ривии.
В углу, в тени, вдруг вспыхнул огонь.
Сидящий за столом в одиночестве мужчина поднял руку над столешницей. С его пальцев выстрелили волнующиеся язычки пламени. Мужчина поднес руку к стоящему на столе подсвечнику, зажег по очереди все три свечи. Дал им хорошо себя осветить.
У него были серые, как пепел, волосы, на висках перемешанные с белоснежными прядями. Мертвенно-бледное лицо. Крючковатый нос. И ярко-желтые глаза с вертикальными зрачками.
На шее, вытащенный из-под рубашки, блестел в свете свечей серебряный медальон.
Голова оскалившего зубы кота.
— Ведьмак Геральт из Ривии, — повторил мужчина в тишине, которая настала в комнате. — На пути в Вызиму, как я полагаю? За наградой, обещанной королем Фольтестом? За двумя тысячами оренов? Я верно угадал?
Геральт не ответил. Даже не шелохнулся.
— Не спрашиваю, знаешь ли ты, кто я. Потому что наверняка знаешь.
— Немного вас осталось, — спокойно ответил Геральт. — Так что вычислить нетрудно. Ты Брэен. Также известный как Кот из Йелло.
— Очень приятно, — фыркнул мужчина с кошачьим медальоном. — Знаменитый Белый Волк соизволил знать мое имя. Большая честь. То, что ты собираешься украсть мою награду, я, вероятно, тоже должен почитать за честь? Я должен уступить первенство, поклониться и извиниться? Как в волчьей стае, отойти от добычи и ждать, виляя хвостом, пока вожак стаи не насытится? И любезно соизволит оставить объедки?
Геральт молчал.
— Я не уступлю тебе первенства, — продолжил Брэен по прозвищу Кот из Йелло. — И не поделюсь. Ты не поедешь в Вызиму, Белый Волк. Ты не украдешь мою награду. Говорят, Весемир вынес мне приговор. У тебя есть возможность его исполнить. Выйдем из трактира. На площадь.