Сезон тропических дождей
Шрифт:
— Я завтра уезжаю.
— Куда?
— К соседям. За дипами.
Ольга кивнула, и уголки ее губ загнулись книзу — верный признак того, что настроение еще больше пошло на убыль. Ее настроение портилось каждый раз, когда он уезжал из Дагосы и на вилле Ольга оставалась одна.
«Вилла» — пожалуй, слишком пышное название для дома, который снимало посольство. В последние десятилетия на этой окраине города недалеко от берега океана в чистой пальмовой роще стал расти новый квартал, состоящий из отдельных двух- и трехэтажных особняков. Район был привлекательным, и предприниматели, едва вбив последний гвоздь в постройку, тут же с ходу выгодно сдавали ее
Сада Ольга боялась, старалась туда не ходить, не соблазняли даже плоды манго, которые она любила подавать к обеду заранее остуженными в холодильнике. На второй день после их переезда на виллу, где до того жил улетевший в Москву консул, Ольга чуть не наступила в траве на тоненькую зеленоватую змейку, которая стремительно утекла в щелку между камнями, как струйка песка. Асибе, сторож, охраняющий их виллу, сказал, что эта изящная и безобидная на вид змейка настоящая мамба, несущая своим укусом почти незамедлительную смерть.
И змеи в саду, и обязательные для защиты от грабежей решетки на окнах дома, и несущие беду малярийные комары, и множество иных напастей, грозящих приезжему человеку в Африке, постоянно вызывали у Ольги настороженность и раздражение, которое в конечном счете обращалось против мужа.
Она не любила, когда Андрей уезжал из Дагосы, не потому, что ей было скучно без него, но кому приятно ночью оставаться одному в доме, вокруг которого простирается чужой мир, и никакие решетки на окнах, никакие Асибе у ворот не защитят от неожиданностей, таящихся в тропической мгле.
— Я всего на два дня, — осторожно пояснил Антонов, открывая еще одну банку пива. Налил ее содержимое в стакан, но пить не стал, задумчиво поглядел на белую шапочку пены. — Хочешь, на это время отвезу тебя к Аревшатянам?
Ольга покачала головой. Нет! Надоело! Как бездомная, вернее, как дитя малое, которое родители подбрасывают соседям, когда отправляются в театр. Каждый раз надо тащить с собой сумку с халатом, тапочками, косметикой, привыкать к чужой кровати, говорить с хозяйкой о делах, которые тебя вовсе не волнуют.
— Жить я буду здесь! Здесь! — Она, не мигая, смотрела на него расширившимися зрачками. — А сейчас отвези-ка меня в «Плазу».
В дороге они почти не говорили. Ольга курила, прижавшись виском к оконному стеклу, притихшая и отчужденная.
Чувство неясной вины перед женой сменилось у Антонова раздражением: не для развлечения едет! Терпи, если решила вернуться в Африку. Приехала явно затем, чтобы
У «Плазы», прежде чем выйти из машины, Ольга спросила:
— Во сколько тебе вставать?
— В пять.
Она помолчала.
— Советую лечь пораньше. Иначе вымотаешься. А за мной не приезжай. Аревшатяны подбросят.
Он кивнул.
Ольга коротким движением руки коснулась его плеча, как бы прощаясь:
— Будь осторожен. Прошу тебя! — В ее голосе неожиданно проступили теплые нотки, от которых Антонов уже отвык. Она вдруг стремительно наклонилась к нему и чмокнула в щеку сухими, жесткими, потрескавшимися от жары чужими губами.
— Счастливо!
Это означало, что приедет поздно, когда он уже будет спать, что уже простилась с ним перед его дальней дорогой в другую страну. Это означало также, что утром Ольга не заставит себя проснуться, чтобы приготовить ему завтрак, как это бывало, кажется, совсем недавно.
Будильник Антонову не требовался. Во сколько нужно проснуться, во столько и проснется. Только накануне на нужном тебе времени надо сосредоточить мысль, представить это время в виде положения стрелок на циферблате, повторить про себя несколько раз: пять часов, пять часов… И проснешься в пять. Многие удивлялись этой запрограммированности, он и сам удивлялся, отшучивался: «Единственное, что выделяет меня из обыкновенной заурядности».
В это утро он открыл глаза ровно в пять, как и наметил. На бордовых шторах расползались светлые кляксы от уличных фонарей. До рассвета еще час. Монотонно гудел вставленный в верхнюю створку окна железный ящик кондиционера. За ночь кондиционер добросовестно набил спальню сырой подвальной прохладой. Вставать не хотелось. Вчера долго не мог заснуть — ждал Ольгу.
Она приехала около часу. Долго расхаживала внизу по холлу, гремела на кухне посудой, потом включила транзистор, отыскала спокойную эстрадную мелодию, чуть притушила звук, чтобы не разбудить мужа.
Когда поднималась в спальню, он, услышав ее шаги на поскрипывающих деревянных ступеньках, повернулся на бок и притворился спящим.
Ольга долго ворочалась, временами он слышал ее короткий потаенный вздох.
Тревожно было оставлять ее одну. От своих оторвана, управлять машиной так и не научилась, сколько он ни возил за город на тренировку. Никакой реакции для вождения! Да и желания нет: «Зачем мне это? В Москве буду ездить на метро».
Телефон в их доме сегодня работает, завтра нет — неожиданно отключат или сам отключится, стоит пройти хорошему дождю или подуть с океана крепкому ветру. Временами прекращается и подача электричества. В последние месяцы случилось несколько забастовок, в том числе энергетиков — отключали почти на целую неделю. А раз не поступает ток, вскоре перестает действовать и водопровод.
Сейчас с тревогой думал: а вдруг случится подобное, когда он уедет? К тому же в последний год газеты все чаще сообщают о случаях бандитизма, было даже несколько убийств при попытках ограбления. Нападают и на иностранцев.
Может быть, все-таки попытаться уговорить Ольгу переехать на эти три дня к Аревшатянам? Утром разбудит ее и увезет. Непременно! В конечном счете он командует в этом доме!
Климчук должен был заехать за Антоновым ровно в шесть, но наверняка прибудет минут на двадцать раньше. Такая у Климчука манера. Значит, надо поторопиться. Предстоит еще собрать вещи в дорогу.