Сезон ведьмовства
Шрифт:
— Скажем так, меня восхищает это создание, как, впрочем, и все остальные волшебные вещи.
— Волшебные?
— Вот смотрите: Голиаф передвигается так мягко, что совсем не оставляет следов. Можете себе представить? Живое существо не оставляет следов на своем пути. Моя сестра любит повторять: что же это, как не настоящее волшебство?
Минналуш поднесла к пауку другую руку. Габриель заметил, что у нее бледно-розовые ладони, а линии на них — глубокие и четкие. С такой линией жизни для нее и сто лет —
— Я вижу. Голиаф вам совсем неинтересен. — Минналуш сунула руку обратно в аквариум и аккуратно опустила паука на круглые камни. — Позвольте, я похвастаюсь своей коллекцией масок. — Она повернулась лицом к Габриелю, легко коснулась его рукава и показала на стену. — Вот, смотрите. Нравится?
Не очень, подумал он. Выглядят зловеще.
— Где вы их берете?
— Кое у кого покупаю, раз в год сама езжу в Африку.
Габриель обвел взором ряды застывших лиц. Загадочные. Многозначительные. Непостижимые.
— Как получилось, что вы увлеклись масками?
— Я интересуюсь проблемами человеческой личности и ее трансформации.
Так, уже ближе. Исидор говорил, что алхимики занимались трансформацией души. И еще тот абзац из книги, которая лежит в спальне. Дословно он не помнит, но речь, кажется, шла о преобразовании в божественного человека или о чем-то столь же бредовом.
— Создание масок у большинства африканских племен связано с олицетворением духов, особенно духов древних предков. В некоторых культурах — возьмем, к примеру, племя менде из Сьерра-Леоне, маска — инструмент, позволяющий выйти на более высокий уровень. Надевающий маску превращается в духа. Таким образом, процесс представляет собой не символизацию, а трансформацию.
— А я всегда считал, что маски больше нужны для сокрытия, утаивания.
— Действительно, утаивание играет важную роль. Под маской вы можете спрятать свое лицо или надеть чужое. — Минналуш как-то странно на него посмотрела. — Вы, как никто другой, должны это понимать.
— В каком смысле?
У Габриеля екнуло сердце.
— Вы обитаете в киберпространстве, где все прячутся за вымышленными именами, и угадать, кто есть кто, — значит выиграть. Истинное имя человека хранится в строжайшей тайне.
— Согласен. — Габриель все еще не мог прийти в себя. Чтобы скрыть замешательство, он указал на маску с раскосыми глазами, широким носом и злобным оскалом острых зубов. — Мне нравится вот эта.
— У вас хороший вкус. Это очень редкая маска племени макиши из Центральной Африки. Подобные маски используются во время ритуала обрезания, после чего, как правило, их сжигают. К счастью, эту уничтожить не успели.
Габриель протянул руку, чтобы коснуться маски, но Минналуш предостерегла его:
— На вашем месте я бы не стала этого делать.
Его рука застыла в воздухе.
— Почему?
— Говорят, что маски макиши обладают настолько мощной магической силой, что непосвященный может заболеть, если до них дотронется.
— Заболеть?
— Нечестивцу грозят телесные хвори либо умопомешательство.
— Мило. — Габриель медленно опустил руку. — И что, вы верите в эти сказки?
— Кто избегает риска, живет спокойно. — Минналуш насмешливо вздернула бровь.
— Кто избегает риска, живет скучно, — парировал Габриель.
— Верно подмечено.
Минналуш снова устремила на него испытующий взгляд зеленых глаз. Как будто оценивает, подумал он.
— Вам скорее подойдет эта. — Она сняла со стены резную маску сердцевидной формы. — Народность квеле, Габон.
Габриель осторожно взял маску.
— Для чего она используется?
— Для борьбы с колдовством.
Он удивленно поднял глаза. Минналуш мягко улыбалась, ее взор оставался непроницаемым. Габриель еще раз взглянул на артефакт: в отличие от устрашающих клыков маски макиши эта была вырезана довольно тонко.
— Что ж, пожалуй, пригодится. Сколько она стоит?
— Для начала поживите с ней немного, посмотрите, придется ли она вам по душе. Я всем своим клиентам рекомендую привыкнуть к маске, убедиться, что ее соседство им не мешает.
— Очень любезно с вашей стороны. Благодарю.
Отлично, теперь у Габриеля есть повод вернуться в дом, снова пообщаться с Минналуш.
— Хотите чаю? — вдруг спросила она. — В это время дня я обычно завариваю напиток из люцерны и листьев гинкго, который выращиваю сама.
Неаппетитного чая из люцерны Габриелю вовсе не хотелось, но он кивнул.
— Спасибо, с удовольствием.
— Пойдемте на кухню.
Ступив за порог кухни, Габриель оцепенел. На одном из стульев восседал его вчерашний мститель — дьявольский котяра. Взаимная враждебность никуда не исчезла. В ту же секунду, как Габриель заметил животное, кот вскочил, хлеща хвостом по бокам, и устремил на него злобный немигающий взгляд.
— Эй, Бруно. — Минналуш наклонилась и взяла кота на руки. — Чего ты разнервничался?
Габриель с тревогой следил за адским созданием. Кот сжался, словно пружина; казалось, он вот-вот вырвется из рук Минналуш и прыгнет на него, выпустив когти.
— Видимо, я ему не понравился.
— Удивительно, — проговорила Минналуш, почесывая кота за ухом. — Обычно Бруно очень дружелюбен. А-а, понятно. — Она улыбнулась. — Вы оба — самцы. Он просто защищает свою территорию.
Здорово. Как раз то, чего ему не хватало, — конкуренции, и с кем? С котом. Бруно, сверкнув глазами, широко раскрыл пасть и закрыл ее, не издав ни звука. Эффект получился весьма странный.