Сезоны любви
Шрифт:
— Звоню на работу, говорят, болеешь, а у тебя же, я знаю, ничего, кроме анальгина… Что, ноги промочила?
— Скорее уж горло… Кофе будешь? Свежий, Буров только что сварил.
— Ого, вы опять?.. — Катька с удовольствием плюхнулась на табурет, сверкая карими глазищами. Этакий живчик весом с центнер. Может, и мне набрать пуд-другой? Стану заядлой оптимисткой… Хотя нет, тогда встанет проблема по-худания.
— Никаких “опять”, сколько раз тебе говорить!
— Ну нет, так нет, — мирно согласилась Катерина. — А как у тебя с Олегом?
— Каким?
— Ну,
Я, сморщившись, напряженно смотрела на подругу. Тряхнула головой, сказала печально:
— Не помню. Точно он сказал — надо брать тайм-аут!
— Кто сказал? Олег?
— Да какой Олег?
— Ну черненький!
— Это что, у него фамилия такая? Отстань! Это начальник.
— Что — начальник?
— Сказал.
Катька вытаращилась на меня.
— А какое ему дело до твоей личной жизни?
— Не знаю, — со вздохом признала я. — Наверное, никакого.
— Ну-ка, ну-ка… Колись, подруга, что там у тебя еще за начальник?
Я послушно раскололась. В моем пересказе все звучало еще нелепее, чем было. Катька молча смотрела на меня. Темные ее брови стояли восторженным “домиком”.
— Значит, так, — торжественно начала она. — Поправь меня, если я ошибаюсь. Первое — ведет тебя в кино. Второе — знакомит с мамой. Третье — укладывает тебя в постель. Немного не тот порядок, к которому мы с тобой привыкли, но все традиции соблюдены.
Я фыркнула:
— Отвали! Еще кофе будешь?
— Я-то думала, у тебя начальник какой-то старый пердун, а тут… Сколько ему лет, говоришь?
Я пожала плечами.
— До сорока…
— Не женат? И не был?
Я честно поднапрягла память.
— Буров разведен, и этот, вроде, тоже. Ну да, кто-то говорил, у него сын-подросток… Воскресный папаша.
— Вот! — Катька опять задрала бровь и палец. — Порядочный! О ребенке за-ботится!
— А неча было разводиться!
— Тьфу на тебя! Мало ли какие ситуации… И вообще, из кого в нашем с тобой почтенном возрасте ты собираешься выбирать? Алкаш тебе нужен? А хронический холостяк? Знаем-знаем, проходили! Остаются вдовцы и разведен-ные. Жены, сама понимаешь, как мухи не мрут, скорее, наоборот, мужик пошел хилый. Опять же войны, целый косяк в “голубизну” подался… И что нам остается? А? А ты еще нос воротишь от нормального, свободного, буквально готового мужика!
— Да ничего я не ворочу! — озлилась я. — Чего воротить-то? То есть, от чего?.. Тьфу, Катька, отстань! Вечно ты все напридумываешь…
— Как, говоришь, его зовут? — спросила Катька, не обращая на меня вни-мания.
— Глеб.
— Гле-еб… — с мечтательным придыхом протянула Катька. — И где он только такое имя взял?
— Мама с папой дали. Ну, Катька!
Она в изумлении воззрилась на меня.
— Нет, ты погляди — ей мужик буквально на тарелочке с голубой каемочкой, а она выкобенивается! И какой мужик!
— Да ты его в глаза не видела!
— Правильно, — мгновенно согласилась Катька. — Я на днях собиралась приехать к тебе на работу…
Я молча показала ей фигу.
— Ну вот! — сокрушенно сказала Катька. — Собака на сене!
В общем, расстались мы поздно — обе в отличном настроении. Катька меня всегда приводит в чувство — даже, когда мне на свидание явился эпилептик, прямо тут же продемонстрировавший приступ. Я сама чуть не грохнулась рядом, неделю на мужиков смотреть не могла. ”С ума сойти! — радостно вопила Катька. — Такого еще в нашей коллекции не было! Припадочный! Боже, какая прелесть!”
В общем, “полон стакан”…
— Здрасьте, — я плюхнула сумку на стул — и что я туда все время пихаю? Стягивая плащ, с опаской поглядывала на Бурова. Тот посиживал у своего компьютера, развалившись в кресле и попивая кофейку.
— Кофе будешь? — осведомился он благодушно.
Подозрительно.
— Ага, — я достала из стола чашку и, потирая озябшие руки об озябшие же коленки, пристроилась на угол стола. Буров сыпанул щедрой рукой, я плеснула кипятку и сделала осторожный глоток. Галочка вдумчиво красилась, Таня оза-боченно рылась в толстенном справочнике. Нина Дмитриевна, вздыхая, смот-рела опухшими глазами в темное окно — опять, наверное, давление… Тихо попис-кивали компьютеры, из соседнего кабинета доносилась музыка, Буров был на удивление молчалив, и я потихоньку отогревалась и расслаблялась. Зря, конеч-но.
— Что с тобой было-то? — спросила Галочка, закончив второй глаз — у меня всегда не хватает терпения и времени довести хотя бы одну часть лица до тако-го совершенства. Правда, и материал не тот.
— Напилася я пья-яна, не дойду до дива-ана… — мурлыкал Буров.
— Простудилась? — неодобрительно спросила Нина Дмитриевна. — Теплее надо одеваться, а то все как девочка бегаешь — ни плаща путевого, ни сапог, ни зонта…
— Ни туфель, — поддакнул оживившийся Буров. — Надо шефа подговорить, чтоб зарплату повысил. Новые купишь.
Я одарила его прохладным взглядом.
— А что? — удивился Буров. — На сменку. Чтобы не пришлось потом казенный бензин тратить…
— Заткнись! — прошипела я, не разжимая губ. Буров не унимался.
— А можно еще ввести свободный график посещения: день работаешь, день здоровье поправляешь — после напряженного трудового вечера.
Вот гад! Я пнула его в коленку — получилось метко и больно, Буров охнул, наклонившись вперед, схватился за мою ногу.
— Свихнулась!
— Доброе утро.
— Доброе утро, Глеб Анатольевич! — уже привычно выпалила я, оборачи-ваясь.
— Приветствую, — Буров, отдышавшись, приподнялся, опираясь о мою ко-ленку, пожал руку шефа. Тот, приподняв брови, смерил меня взглядом, и я запо-здало полезла со стола. В последний раз по-свойски похлопав меня по ноге, Буров сказал добродушно:
— Идите работать, Наташа.
— Как скажете, Сергей Дмитрич, — буркнула я, отправляясь в свой угол.
Глеб о чем-то разговаривал с Буровым. Я исподлобья поглядывала. Шеф был в плаще — только пришел и сразу к нам? Вон капли дождя еще не высохли… Хорошо, хоть сегодня я его обогнала: опоздала всего на семь минут. Личный рекорд, между прочим.