Сфайрос
Шрифт:
– Нахрен! Попутала?– возмутился Женька.– Договорились же.
– Ну точно в последней раз!– взмолилась Катерина.– Ну, плиз-плиз-плиз!
– Отвянь.
– А если за что-то поинтереснее поцелуя?
Он покосился на нее. Сначала на нее, потом на ее ноги, торчащие из-под мини. Но даже не в ногах дело, от Катьки пахло сексом. От Юльки не пахло, а от Катьки – за километр шлейф. Так-то занятия поинтереснее поцелуя предполагались сегодня вечером по умолчанию. Сегодня они с Виталиком договорились замутить групповушку; раньше они только развлекались парами по разным комнатам, как старперы, а недавно насмотрелись порнухи у Виталика дома, и мир открытых дверей, многочисленных тел и визуального удовольствия открылся им. Юлька, правда, немного морозится, но это поначалу. Сколько таких замороженных у них было: стоило выпить, и трусы слетают в угол резинкой. В общем, замануха со стороны Катьки представлялась нелепой, чтобы Женька мог на нее повестись. Но им было по 19. Что тут еще сказать?
– Ладно, последний раз. Но стопудово последний, я вам слово пацана даю. Больше не просите.
Холмик рос на глазах. Крупные сомнения по поводу преодоления оного вспыхнули в Женьке, позволившем девке себя переупрямить. С отцом у него были в целом нормальные отношения. Однако лояльный характер отца оставался таковым ровно до первого скола или царапины; дальше – трындец. Тираном он мог быть знатным. Однажды, когда Женька, будучи школьником, нарушил важное обещание, батя разгрохал его двухкассетный «Шарп» – предмет зависти одноклассников и повод затащить домой чувиху потискать. Так что шутить с батей Женьтос зарекся. Но сейчас он уже не мог дать заднюю. Им было по 19. Что ж тут добавить?
– Ладно, держитесь, обормоты,– пробурчал он и втопил.
Все же в последнее мгновение перед тем, как въехать на холм, внутри парня что-то дрогнуло, и он порывисто сбросил газ. Трамплин от этого произошел смазанным, кривым и скачкообразным. Лобовое стекло совершило небольшую рваную дугу, прокрутив изображение от неба к земле, и теперь они все увидели, что за холмиком дорога упирается в воду.
– Черт!– Женька рванул ногу к педали тормоза, но поздно: на всех парах они врезались в… Ни во что они не врезались. Не было там ничего, на дороге, пыляка одна и гравий. Но что-то там все-таки было, потому что и пыляка, и камни казались волнообразными.
Машина торпедой влетела точно в центр новообразования. Женька мысленно обрек себя на аварию и отлучение от отцовской ласки (и от вечерней групповухи, таки да), но случилось вовсе не то, что представлялось логичным. Просто время словно замедлилось, и свет померк на секунду-другую. И сразу же все вернулось на привычные места: предметы в уготованные ниши, ощущения в предназначенные душевные слои. Нещадное солнце палило воинственно и безбожно. Автомобиль летел по свободной гравийке, не залитой никакими мрачными водами, лужами или соплями.
Женька ударил по тормозам, остановил тачку и вырубил магнитолу. Пение Юры Хоя прервалось на полуслове. Какое-то время сидел, не двигаясь, ухватившись покрепче за баранку, убеждаясь в сохранности отцовской машины. Прочие молчали. Все старались унять шумное дыхание.
– Мне одному привиделось или как?– осторожно поинтересовался он. Ответа не последовало, и парень обернулся.
Вся четверка насуплено взирала в заднее стекло. Сквозь него солнечно просматривался холмик, по которому они только что прошлись с азартом идиотов, но нигде поблизости не наблюдалось никаких подозрительных образований или сгустков.
– Глюки, что ли?– тупо спросил Виталик самого себя. Из чего Женька заключил, что помстилось не только ему.
– Я подумала, что вода,– подтвердила Катька.
– Ага, вода!– огрызнулся Женька.– Днепр, нафиг! И где она теперь?
– А я знаю?– Градус Катьки заметно понизился.– Чего ты на меня орешь?
– Твоя дурацкая затея…
– Ты сам согласился,– ядовито ухмыльнулась девушка.
– Блин, надо по этому делу бухнуть,– решил Виталик и рванул крышечку пластиковой бутылки.
Раздался характерный звук, и тут же из горла вверх устремился столб белой пены.
– Твою мать!– заорал Женька, узрев истинное святотатство.
– Ты чего творишь!– взвизгнула Юлька и отскочила от Виталика, насколько позволял салон, прижавшись к боковой дверце.
Катька запрокинула голову и неестественно захохотала.
– Мы же растрясли все пиво!– неистовствовал Женька, в то время как Виталик ловил ртом пену, пытаясь минимизировать ущерб.– Сука, на себя лей, мимо себя не лей! На Юльку лей! На себя лейте, дебилы!
– Нафига на себя-то лить?– Виталик, наконец, унял фонтан и вытаращился на друга.
– У меня на даче стиралка, там отстираетесь. А что я с чехлами буду делать? Батя меня вместе с залитыми чехлами закопает нафиг!
Виталик огляделся вокруг себя. Сконфуженным он явно не выглядел. Но обрыганом выглядел вполне, сидел теперь в обтруханной футболке и джинсах. На Юльку попала лишь пара капель, не в сравнении с ним.
– Да почти не попал на чехлы,– хмыкнул Витальджан. Он закрыл крышечку поплотнее.– Все на меня вылилось.
– Один хрен теперь вонять будет! Менты остановят, начнут всех шмонать.
– Собака рваная, собака драная,– продекламировала Катька, и остальные вынужденно рассмеялись.
– Пьяная,– вяло поправил Женька.– Не рваная, а пьяная.
– Надо перекурить,– заявил Виталик на голубом глазу.
Трое вылупились на него, ожидая очередной импровизации на непредвиденный мотив.
– Чего? Я просто курить хочу.– Виталик сделал непричастные глаза.
– Снаружи!– повелел Женька и первым полез из салона.
Вчетвером они выбрались на свежий воздух. Поначалу озирались по сторонам, выискивая следы того явления, которое им повстречалось на дороге, или чего-либо необычного. Картина вокруг оставалась типичной. Поле, лес, замызганная, гравийная дорога в никуда, полное безлюдье и эталонное, пиковое солнце. Легкий ветерок, как небольшой росчерк, плюс жужжание мух. Все, кроме Юльки, закурили. От «косяка» часом раньше девушка отказываться не стала, но сигаретами не баловалась. Женька с Виталиком козыряли «Кэмелом», Катька дымила «Магной».