Шадизарский дервиш

Брайан Дуглас

Конан весело фыркнул, а на лице бритунца появился ужас.

Возможность порыться в барахле дервиша больше не представлялась ему такой уж заманчивой. Конан, напротив, предвкушал нечто необычное и, несомненно, интересное.

Киммериец наклонился над тряпками. Олдвин тронул его за плечо.

— Осторожней! — произнес он.

Конан повернулся к нему.

— Что такое?

— Разве вы не видите?

Он указал на лохмотья дервиша. По тряпкам медленно, с достоинством перемещалась огромная вошь:

Из складок деловито выбралась другая и присоединилась к первой.

Конан поворошил тряпки ногой, и вдруг что-то звякнуло среди ветоши. Киммериец быстро протянул руку и схватил некий маленький предмет.

Смотритель одежд наблюдал за ним ревниво.

— Ничего не красть! — повторил он, беспокойно ворочая головой на тонкой шее. — Все положить как есть обратно!

Конан ухмыльнулся и, не обращая внимания на смотрителя, показал Олдвину находку. Это был ножной браслет, до того засаленный и почерневший от толстого слоя жирной грязи, что невозможно было рассмотреть, из чего он сделан.

Не успел банщик повторить — наверное, в десятый раз, — свое предупреждение, как Конан уже вытащил кинжал и снял толстую полоску грязи с браслета.

Блеснул желтый металл, и солнечный луч с готовностью заиграл на его поверхности.

— Золото! — прошептал банщик. Он дрожал с головы до ног и то и дело бросал испуганные взгляды в сторону входа в парильни, где, очевидно, сейчас находился дервиш. — Это же золото!

— Чистейшее! — весело подтвердил Конан.

— Но вы испортили вещь! — запричитал банщик.

— Погоди, — остановил его Конан, поскольку он уже протянул руку, чтобы схватить браслет и положить его обратно в кучу тряпья. — Коль скоро мы уже тут похозяйничали, позволь нам насладиться плодами наших трудов.

— Меня убьют! — бормотал безутешный смотритель одежд. — Мне отрежут голову и выставят ее на площади, потому что я — позор моих предков и всей моей честной семьи! Мы всегда славились нашей честностью!

— Ну да, как все заморийцы, — повторил свою несмешную шутку Конан. — А теперь отойди.

— Добавьте пару монет за риск, — сказал смотритель совсем другим тоном.

Зачем тебе еще пара монет, если тебе все равно отрежут голову? — рассеянно осведомился киммериец, поворачивая браслет дервиша у себя перед глазами.

Олдвин тоже захотел разглядеть эту вещь поближе.

— Позволь, — он забрал браслет у своего приятеля. — Мне кажется, здесь интересные узоры…

Некоторое время он изучал браслет, а затем вернул его смотрителю одежд. Тот, едва не плача, подобрал с пола срезанную Конаном полоску грязи и, послюнив ее, попытался прилепить «на место».

— Это те самые письмена, — прошептал Олдвин на ухо Конану. — Знаки исчезнувшего народа.

— Вероятно, этот народ не такой уж «исчезнувший», коль скоро

его представитель свободно расхаживает среди нас и ни в малейшей степени не похож на призрака, — возразил Конан.

— Я полагаю, он попросту отыскал в пустыне «спрятанный город», — отозвался бритунец. — Проклятье! Я бы все отдал, лишь бы поглядеть на него хоть краешком глаза. По легенде, сокровищ там должно быть видимо-невидимо, — добавил он, желая заинтересовать Конана.

Конан пожал плечами.

— Для начала заплатим за вход в бани и хорошенько искупаемся, — предложил он. — А заодно поглядим на Заграта.

— Он же там голый! — всполошился бритунец.

— Разумеется, голый, — кивнул Конан. — Его одежда кое-что нам уже поведала, теперь посмотрим, что сумеет рассказать нам его кожа.

— Забавный факт, — задумчиво протянул Олдвин, — я всегда считал, что голый человек ничего рассказать не может. Что самые важные сведения о нем содержатся в его одежде.

— Одежда — только часть облика, — возразил Конан. — Переодень богача нищим — и не узнаешь его… если будешь смотреть только на одежду.

— Ну, лицо-то я как-нибудь разглядеть сумею, — обиделся Олдвин.

— Если дашь себе такой труд.

Они разделись, оставив свои вещи под заботливый надзор смотрителя. Конан шепнул тому еще пару слов, когда Олдвин оглянулся, и смотритель, завладев маленькой медной монеткой, весело кивнул. Он выглядел совершенно утешенным после инцидента с браслетом.

Конан и Олдвин вступили во внутренние помещения бани.

Их сразу встретили гостеприимные клубы пара. Пар исторгала большая жаровня посреди бани. На нее то и дело плескали воду из ковшей с длинными рукоятками. Поодаль бурлил горячий источник. Его воды были заключены в квадратный бассейн, и десяток голов с блаженными улыбками, застывшими на лицах, плавали на поверхности.

— Вот лица десяти купальщиков, — Конан подтолкнул Олдвина под руку, — ты видишь их вполне отчетливо, не так ли? И которое же из них принадлежит Заграту?

Олдвин пожал плечами.

— Вон то, с краю. В углу, рядом с ароматической курильницей. Видишь?

Конан кивнул.

— Ты действительно умеешь смотреть людям в лицо, — признал он. — Что ж, это говорит в твою пользу, Олдвин. А теперь — мой совет: веди себя совершенно естественно. Ты слишком напрягаешься.

— Я впервые в подобном заведении, — зашептал Олдвин ему в ухо. — Как же мне держаться естественно? Для меня здесь все неестественно.

— В таком случае, будь собой: иноземцем, которому все в Шадизаре в диковину. И спрячь свой проницательный взор. Здесь это могут счесть невежливым, а за невежливость в Шадизаре отнюдь не отказывают от дома в любезных выражениях, переданных через лакея.