Шаг первый. Якудза
Шрифт:
Парень указал на свой браслет.
— Эта штука читает отпечатки пальцев. Сенсорный ввод тут знают.
— Ну, тогда тело доставшееся тебе либо любитель ретро, либо у него просто не было денег на другой компьютер.
— Тоже верно, — согласился Каин и заглянул под стол, где находился серый системный блок, на котором было всего две кнопки и шесть одинаковых разъемов на передней панели. — Так. И как включить это исчадье кремниевых процессоров?
— Кнопки видишь?
— Да, но их тут две.
— Нажимай.
— Какую? Большую
— Без разницы. Только по одной, чтобы мы поняли ее назначение. Этот компьютер скорее всего будет медленным.
После того, как парень нажал кнопку, на столе ожил черный прямоугольник, на котором началась видеозапись небольшой комнаты парня. Через секунду на кровать сел носитель тела Нобу и, вытерев слезы, уставился в камеру. Промолчав так около минуты, поклонился и произнес:
— Прости меня, мама. После ухода отца жизнь стала невыносима. Они все словно этого и ждали. Я больше так не могу. Прости...
Нобу вышел из камеры, и запись закончилась.
— Это ведь был ты? — уточнил Рим.
— Да. И судя по всему, у него были большие проблемы.
— Я не совсем понял, что он сказал...
— Просил прощение у матери и сказал ,что больше так не может, — задумчиво произнес Каин и заглянул в тумбу под столом. Там он обнаружил пустые блистеры от таблеток. — А это у нас что?
— Похоже на какую-то упаковку, — пожал плечами Рим. — На ней что-то написано?
— Флюксетин, — с трудом произнес Каин. — Как думаешь, тут есть информационная сеть с базами знаний?
— Общая планетарная сеть была еще во времена кремниевых компьютеров, — с уверенностью заявил паладин. — Только вот я не понимаю, что написано.
— Давай так, — хмурясь, произнес темный и нашел глазами мышь. — Я буду держать этот оптический контроллер, а ты двигай моей рукой. Я буду переводить, а ты будешь управлять. Надеюсь, у них трехмерный интерфейс.
— Ты возлагаешь на меня слишком большие надежды, — покачал головой Рим. — Я разбираюсь в неокоде и оружии. Меня готовили как бойца широкого профиля, а не историка. Бензиновая эпоха — это скорее мое хобби.
— А мое хобби потрошить младенцев и купаться в фонтанах свежей крови.
Паладин хмуро взглянул на парня, и тот хохотнул:
— Ты всерьез верил в эти басни?
— Нет, но...
— Хлеб. Мне нравилось печь хлеб. Настоящий, по традиционным технологиям.
— Ты пек хлеб? Темный властелин пек хлеб между массовыми жертвоприношениями и оргиями?
— Оргии — не моя идея, и я в них участвовал всего пару раз, — тут же открестился Каин. — Но у каждого свои замашки. Ты давай, не отвлекайся! Что тут у нас?
***
Каин лежал в кровати под чистым одеялом и смотрел на едва заметную россыпь звезд на небе. Справа виднелась луна, которая давала блики на доспехе Рима.
— Когда пропал ты и еще трое, я понял, что дальше так продолжаться не может, — произнес паладин, глядя на ночной город за окном. — А еще задал себе главный вопрос: «Где те, кто выросли на улице?»
— В земле, — тихо ответил Каин. — На улице не выжить без покровительства. Либо на поклон к наемникам, либо в лагерь для беспризорников, где шансы выжить в отрицательных величинах.
— Я видел эти группировки, что подминают под себя таких, как мы. Они их просто использовали как мясо. Самые проворные, когда подрастали, уходили в эти группировки, но так и оставались мясом. Поэтому я решил, что это тупиковый путь.
— И ты продался инквизиции?
— Зачем инквизиции голодный беспризорник? — усмехнулся Рим. — Плевать они на нас хотели. Да и мне она не нужна была. Я просто искал выход и нашел его.
— И где?
— Сначала я выклянчил у ростовщика место для ночлега в обмен на уборку вокруг его дома и помощи его жене на кухне. За это она меня иногда подкармливала. Я ел раз в три дня, но честно ему помогал. За это он замолвил за меня слово, когда я просился в торговый павильон уборщиком.
— Пресмыкался и выпрашивал монеты, — усмехнулся Каин. — Ожидаемо. Тебя всегда было проще прогнуться.
— Может и так, но я не просто работал. Я учился. Учился всему, чтобы больше не голодать и не воровать. Я больше не хотел выживать. Читать и писать меня учила проститутка, для которой бегал за алкоголем. Основам кулака меня учил отставник-калека.
— А как ты в инквизиторы угодил?
— Училище ордена было лучшим, — хмыкнул Рим. — Самый высокий балл, индивидуальный отбор и проверка генома. Хотел туда, чтобы доказать всем, что не хуже их.
— И как? Доказал?
Рим поднял руку и оттопырил палец с кольцом инквизитора.
— Достойно, — с усмешкой произнес Каин.
— А ты? Как ты умудрился вляпаться в темную магию?
— Ты говоришь так, словно темные только и делают, что убивают и уродуют окружающих.
— Нет конечно. Я видел всяких. Мне доводилось участвовать в убийстве паладинов, перешедших черту.
— Надо же. А я думал ты слепой фанатик. Скажи, о чем ты думал, когда учился и работал в нескольких местах? Когда мел вокруг дома этого скряги? О чем ты думал, когда пытался поступить в училище ордена?
— О том, что никогда не вернусь на улицу.
— Когда я просил ученичества у темного мага, я думал о том же, — кивнул Каин. — У каждого свой путь, но у меня много вопросов к инквизиции. Они перестали быть карательным органом. Они превратились в таких же обезумевших убийц, как и сошедшие с ума темные.
— То есть ты признаешь, что темные — обезумевшие убийцы.
— Да. Среди них очень много озлобленных, сломленных людей. И сломали их вы. Вы сами создали тех чудовищ, что вокруг вас. Тьма не умеет злиться. У нее нет памяти. А вот у людей, что способны призывать тьму, она есть. И если ты внимательно следил за такими чудовищами — они отлично запоминают злобу, боль и ненависть, но очень быстро забывают любовь, преданность и дружбу.