Шаг во тьму
Шрифт:
Я промолчал. Гош тоже.
– Гош! Лучше начать позже, когда она будет занята ритуалом. У нас будет больше шансов… Гош, твою мать! Слышишь ты меня или нет?! В полночь. Ровно. И ни минутой раньше.
– Без четверти, – отозвался Гош. – Мы их вытащим.
– Да не их спасать нас Старик послал, а за книжкой! – не выдержал Виктор. – Книжка нам нужна, а не мальчишки. Она этих мальчишек, если Храмовник не напутал, больше полусотни уж в землю положила. И двумя больше, двумя меньше – роли не играет… Хватит в благородство играть, Гош! Нам самим бы живыми остаться!
– Мы
– Гош…
Перезвон шкатулки больше не двигался, замер на одном месте.
До дома осталось метров сто пятьдесят. Соваться ближе пока не стоит.
– Гош!
– Все, – отрезал Гош. – Не суетись. Идите.
Он остался на дороге, а мы пошли влево.
Здесь дорога проходила впритык к косогору. Небольшой – метров пять в высоту, но почти отвесный. Пришлось карабкаться, хватаясь за кусты. Мокрые прутья скользили в руке, изгибались, норовя вырваться.
А когда поднялись вверх, оказались в темноте. В сторону дома холм поднимался еще выше, закрыв фонарь. Снова опускается уже у самого пруда.
Темно стало, хоть глаз выколи. Из ничего сгущались стволы, толкаясь в выставленные руки. Серебристый ритм, за который я цеплялся, как за соломинку, остался позади вместе с Гошем. Пропал, растворившись в шуршании дождя…
Что-то мазнуло по щеке – чьи-то мокрые, окостеневшие от холода пальцы.
Я шарахнулся в сторону, чуть не заорав, но тотчас сообразил, что это просто ветка. Низкая ветка и мое переполненное страхом подсознание…
– Что?.. – шепнул Шатун.
Над самым моим ухом. Я едва не налетел на него.
– Да ничего, это у Храмовника нервишки шалят, – бросил Виктор. – А, Храмовник? Что, совсем мурашки замучили? Каждый миг за пять?
– Зато тебе явно полегчало, – пробормотал я. – Ничего… Сейчас фонарь появится, и мои мурашки на тебя перескачут.
– Зря смеешься, Крамер… – уже мрачно сказал Виктор. – Уж больно этот фонарик на приманку похож… Будто приглашает она нас…
Фонарь, будто ждал, вынырнул справа от нас. Запрыгал за стволами, подмигивая.
И правда – будто приглашение… Билет в одну сторону.
– Если они о нас знают, если она нас ждет, то фонарь бы не зажигали, – сказал я. – Если сука настороже, она заметит нас без всякого фонаря. И предупреждать нас ей незачем.
– Предупреждать – незачем, – согласился Виктор. – Вопрос в том, предупреждает ли она нас или…
Виктор замолчал.
– Или?.. – нервно отозвался Шатун.
– Или отвлекает.
– От чего? – спросил я, с трудом скрывая злость.
Господи! Только его опасок и предположений мне еще и не хватало для полного счастья! И так-то хочется все бросить и бежать… Нестись обратно к машинам. Прочь! Как можно дальше, и гори оно все синим пламенем! Это плохое место. А тут он еще, со своими страхами…
Фонарь подмигивал из-за ветвей, высматривая каждый наш шаг.
Мы медленно обходили дом по широкой дуге. Ближе нельзя. Как бы не почувствовала нас раньше времени…
– Да от чего угодно… – снова подал голос Виктор. – Может быть, от тебя, Храмовник?
– Ты
– Да о том же… – мрачно сказал Виктор. – Гоша можно понять, он на детях помешанный. А ты-то?
Господи, как же он меня достал!
– Что – я? – процедил я сквозь зубы.
– Тебя-то почему так тянет туда? Будто била она тебя не отгоняя, а приманивая. Чтобы ты вернулся сюда несмотря ни на что. Да не один, а привел вместе с собой всех своих. Чтобы ей накрыть всех разом и больше уж не беспокоиться… А, Храмовник? – Виктор перестал ухмыляться. – Тебя-то туда что так тянет?
Что тянет…
Лицо в зеркале – мое собственное лицо! – которое не сразу узнать. Потому что не хочу я узнавать себя в этом перепуганном до ужаса мальчишке. Потому что та чертова сука, сама того не желая, докопалась, достала туда, где…
Я тряхнул головой.
Я знаю что. Только объяснять это ему – черта с два! Перетопчется.
– Кажется, тут. – Я остановился.
А Виктор с Шатуном должны идти дальше, за дом. Виктор останется напротив черного выхода, а Шатун пойдет еще дальше, пока не окажется напротив меня через дом.
Но Виктор тоже остановился, не спешил идти дальше.
– Так что же, Храмовник?
– Я тут. А вам дальше.
– Да? – Виктор хмыкнул. – Ну-ну… Мы-то пойдем дальше, конечно… Но дело, может быть, и в другом, – сказал он неожиданно спокойно, почти вкрадчиво. – Ты ее песика пришиб, да? Так, может быть, она его уже нашла. С переломанным хребтом. И кое-что сообразила. А? И другого себе завела. И вышколила его еще покруче первого. Чтобы он и по ночам вокруг дома прогуливался, А?.. Вот для того фонарь и нужен – наше внимание отвлекать, пока песики к нам сзади будут подбираться. Чтобы в отсветах фонаря не так были заметны их желтые глазки. В полной темноте они слишком заметно светились бы…
В косом свете далекого фонаря я видел, что он ухмыляется. Не верит он в это все, конечно же. Так, на нервах моих поиграть… Знает, что это такое – эхо прогоняющего удара.
– За три дня даже ей не вышколить еще одного волка.
– Да ну?.. И кто сказал, что одного? Может быть, парочку? Или сразу трех. Двое на руках виснут, третий рвет горло уже без всяких проблем… – Он хмыкнул и взял Шатуна за руку. – Пошли, мишка-оторва. Не будем мешать нашему Храмовнику представить этих трех милых волчат…
Несколько шагов я еще различал их, потом они перешагнули линю тени, угол дома прикрыл их от фонаря. Потерялись.
Я остался один.
Это плохое место…
Я знал, что они где-то там, идут в темноте. Знал, что Гош по другую сторону дома, на дороге. Знал, но чувствовал, что я здесь один.
Есть только дом, нависающий над фонарем, надо мной, надо всем миром. И чертова сука в нем.
Это плохое место!
Глаз фонаря, следящий за каждым моим движением. И шелест капель, в котором тонут все прочие звуки…