Шаг во тьму
Шрифт:
И я вдруг понял, что Старик уже не шутит. Это был уже не тот человек, что собирался отпаивать меня чаем, как любимого родственничка-оболтуса. Нет, теперь это был тот, прежний Старик. Который расплатился за свою ошибку двумя ногами и левой рукой.
Какая-то чертова сука успела коснуться его, но старик выдержал. У него не разорвалось сердце, у него не отказали почки. Только это еще ничего не значит. Потому что после таких касаний долго не выживают – начинается рак, съедает человека за несколько дней.
Старик
Он не потерял сознания от боли. Он затянул правой рукой и зубами тряпку на обрубке левой руки, и еще смог доползти до дороги…
Глядя сейчас в эти прозрачно-голубые глаза, очень трудно было поверить, что в них вообще может быть хоть искорка теплоты.
– Что у тебя с рукой, Крамер? – Голос вспарывал воздух, как нож.
Я удивленно вскинул брови: о чем речь?
– Ты мне глазки-то не строй, щ-щенок… Опять за область лазил? Ну?!
Я вздохнул и отвел глаза.
– Далеко?
Я кивнул.
– В какую? Курская? Псковская?
– Московская…
– Дур-рак!
Взвизгнули колеса, Старик подкатился ко мне и врезал костяшками пальцев мне в лоб:
– Уп-пертый! Уп-пертый щенок! – Костяшки пальцев еще два раза стукнули мне в лоб.
Больно, но я терпел. Старик – единственный человек на всем белом свете, кому я позволю еще и не такое. Потому что он имеет на это право. Уж он-то имеет…
Да и за дело опять же. Это был не первый разговор. Далеко не первый. Так что да, очень даже за дело.
Хотя я, конечно же, не согласен.
– Ты на меня волком-то не смотри, не смотри, образина конопатая! Ишь… Тоже мне, выискался, последняя надежа мира… Я тебе сказал: не лезь! Понял, нет?
Старик раздраженно крякнул, откатился от меня, сделал круг по комнате. Сказал уже спокойнее:
– Руслана помнишь?
Я вяло кивнул. Помню, но не очень хорошо. Я был слишком мал, когда в последний раз видел его. Лет тринадцать мне было. А Руслану под тридцать. Так что я его только издали и видел – здрасьте-досвиданья, и все дела…
– А Пятиглазого?
Вот Пятиглазого я помню куда лучше. С ним я часто болтал. И дело не только в том, что тогда я был уже постарше и на меня смотрели уже как на одного из равных.
У Пятиглазого тоже были предчувствия. И он им тоже доверял, как и я…
– Знаю, этого помнишь. – В голосе Старика прорезалось недовольство. – Тоже был рыжий и упертый…
И, как и я, Пятиглазый старался поменьше говорить со Стариком об этих предчувствиях, вдруг накатывающих в минуты опасности. Для Старика это все – чушь и ерунда, которую надо выбить из головы. Хотя бы и костяшками пальцев…
– Вот
Я покачал головой.
– А зачем тогда лезешь?
Я вздохнул.
Я уже пытался объяснить ему, что не могу, как остальные: сидеть в городе и ничего не делать, утешаясь тем, что в нашем Смоленске этих чертовых сук больше нет, нет ни одной, даже самой завалященькой.
Сидеть, не высовывая носа за пределы области. Довольствуясь тем малым, что есть. Я так не могу…
– Уп-пертый… Вот ведь упертый, а… Убил?
Я вздохнул и уставился в чашку. Почувствовал, как щеки наливаются жаром:
– Нет…
Старик озадаченно крякнул. Сделал еще один круг по комнате, остановился напротив меня и выпалил:
– Рассказывай!
– Значит, не убил… – Старик потер правую бровь и вдруг усмехнулся: – Первая хорошая новость от тебя за последний месяц, Крамер.
А вот мне было не до смеха.
– Но я убил ее волка.
– Какого еще волка? – нахмурился Старик.
– Заместо пса у нее был. И теперь она меня достанет.
Старик поморщился:
– Крамер…
– Достанет, – упрямо повторил я.
А может быть, и не достанет. Но Старику об этом знать не следует, верно?
– Либо я успею достать ее, пока не всплыл волк, либо она достанет меня, – убежденно сказал я.
– Вот ведь упрямый, а! Ну как, как она тебя достанет? Ну, всплывет собака через пару дней, и что? За три дня в ее псином мозгу не останется ни одной целой клеточки. Из такой головы никто ничего не вытащит. Успокойся…
Я помотал головой.
– Прекрати, – приказал Старик. – Ну-ка взял себя в руки и прекратил этот детский сад. Некромантия, еще скажи… Выдумает, тоже мне…
Но я снова упрямо помотал головой. Стараясь не смотреть в глаза старику – актер из меня и так-то никудышный, а Старик меня знает как облупленного. Пол моей жизни у него на глазах прошли.
– Я не знаю как, – сказал я. – Но я знаю, что она меня достанет.
– Хватит, Крамер! – Старик врезал ладонью по подлокотнику. – Хватит! Да, я вижу, та девочка не просто так погулять вышла, раз так тебя приложила. До сердца, до печенок прочувствовал, что такое хороший удар паникой, да по совсем открытому, а? Но не сходи с ума. То, что ты ее так боишься, – это потому, что ты был открыт. Вот тебя и зацепило. Маскировался под зверюшку? Вот теперь и не ной, что так страшно. Зверям всегда так. Ну а все твои предположения, что она тебя достанет… Ты ведь не зверюшка, да? Вот и пытаешься рационально объяснить тот страх, что она в тебя засадила. Это понятно…