Шаг во тьму
Шрифт:
Тонущий иногда оказывается над волной – сделать последний глоток воздуха, кинуть прощальный взгляд…
Боль накрыла меня и сомкнулась, уже не выпуская.
Глава 7
БЕЛОЕ УТРО
В сознание я пришел рывком. Меня словно не было – и вдруг появился.
Я не двигался, и память моя тоже будто застыла. Я помнил все, что со мной произошло, но все это казалось далеким, закостеневшим, как оса в куске янтаря. Словно это было не совсем со мной. С каким-то другим «я».
Боли не было.
Я открыл глаза и зажмурился.
Белый светящийся мир.
Белое небо, белая земля, белые деревья…
Света было так много, что глазам стало больно. Я щурился, давая глазам привыкнуть.
Ветви деревьев словно двоились в глазах: черные снизу, сверху ослепительно-белые, почти сливаются с небом, залившим все вверху насколько хватает глаз, равномерным белым слоем облаков. Совершенно невозможно угадать, где за ними солнце. И есть ли оно вообще за этим странным небом…
Совершенно непонятно, сколько сейчас времени. Обычно это чувствуешь – хотя бы то, утро сейчас, полдень или уже надвигаются сумерки, но сейчас я даже этого не мог понять. Было странное ощущение, будто здесь всегда так: белое небо, а когда чуть отводишь взгляд, оно начинает казаться сероватым, со свинцовым оттенком. Будто время вообще перестало существовать.
Кусты, земля – все белое. Вдали, за стволами, даже не понять, где кончается земля и начинается небо…
Оказалось, я сижу за рулем. Странно, я совсем не помню, чтобы садился. Помню, что валялся на сиденьях, не зная, куда деваться от боли…
Но я сидел очень прямо. Руки покоились на руле, будто я ехал всю ночь да так и заснул. Тело мое было замерзшим, мышцы скованы, я чувствовал это, но сам холод почти не ощущал. Может быть, я так к нему привык, что перестал замечать?
Правая рука не дрожала.
Я пошевелил пальцами – может быть, я вообще ее теперь не чувствую, но пальцы шевельнулись, и я их чувствовал. Чуть скованные от холода, но вполне слушаются. И холодный руль под ними чувствую. С рукой все в порядке…
И все-таки я не мог отогнать ощущение, что что-то очень не в порядке. Надо мной властвовала странная уверенность, что это не тот мир, в котором я вчера ночью потерял сознание.
…тонул, проваливался, погружался куда-то…
…реальность истончалась, открывая проход тому, что раньше было отгорожено…
Вчера я проваливался сквозь что-то, а сегодня я провалился. Куда-то.
Ощущение это было так сильно, что я обернулся. Там была заснеженная поросль, взбиравшаяся вверх. За ней угадывалась полоса, пустая от деревьев. Просека. Все так, как и надо.
И все-таки наваждение не проходило. Может быть, во всем виноват был первый снег, накрывший мир новым платьем.
Может быть, в этом все дело – в непривычности. Может быть… Но все же меня грызло чувство: что-то случилось,
Будто я пропустил что-то. Упустил нечто очень-очень важное. И теперь это непоправимо…
Ночью многое пошло не так, как надо, но дело было не в суке и усатом. Не в них. И даже не в том, что я чуть не умер. Не умер же, а это главное! Но было еще что-то…
Пока я искал ключ, вставлял его в замок и поворачивал, никак не мог отделаться от ощущения, что это не машина, а лишь видимость. Игрушка, снаружи похожая на машину, но внутри такая же пустая, как пластмассовый пупсик. Ключ, конечно, повернется, но толку-то…
Машина завелась.
Я подал назад, «козлик» проломился сквозь кусты и, рыча от натуги, вздыбился и пошел задом на осыпь. Кусты по бокам расступились, и я затормозил.
Снова навалилось ощущение, что это не тот привычный мир, в котором я был вчера. Я помнил вчерашнюю дорогу – темный коридор между деревьями, темный и черный. Сейчас же – светлая складка в белоснежном лесу.
Слева, за изгибом просеки, прямой участок дороги, метров в восемьдесят. Вон и крыша дома, перед ним арка, сложенная из камня…
Сердце бухнулось в груди и замолчало. Их машины под аркой не было!
Я развернулся, рванул машину туда – я не мог поверить своим глазам! – и, только проехав метров пятьдесят, заметил «ауди». Просто запорошило снегом, и она почти слилась с припорошенными кустами и белой аркой.
Она стояла перед аркой, почти перегородив дорогу. Там же, где ее бросил усатый, когда вмазался задним крылом в правую опору арки…
Но беспокойство не прошло. Я вдруг понял, что машина ничего не значит. Она и должна была остаться. А вот сама сука и ее слуга…
Их трупов не будет.
Я найду кострище, но их тел там не будет. Здесь, в этом мире, остался я – и эта дорога, машина, арка, дом, кострище… А суки и ее слуги нет. Они меня перехитрили. Их тут нет. Они все еще живы.
Я стиснул руль, тряхнул головой, пытаясь прогнать сумасшедшую мысль, но это было сильнее меня. Я чувствовал, что что-то произошло этой ночью, пока я был без сознания. Что-то непоправимое…
Я остановился перед «ауди», запорошенной снегом так, будто ее облили слоем белой краски, даже окна угадываются только формой. И это странно, слой снега совсем тонкий. Едва толще бумажного листа, кажется. Но сам снег мелкий-мелкий и цепкий, как краска.
Ни разу в жизни не видел такого снега…
Это не мой мир. Не тот мир, в котором я прожил почти двадцать лет…
Я до боли сжал руль. Надо собраться.
Единственный способ убедиться, что их тела сгорели, это пойти и посмотреть. Кости должны были остаться среди остатков костра. Они мертвы оба. И сука, и ее слуга. Мертвы, мертвы, мертвы! Должны быть мертвы!
Но прежде чем вылезти из машины, я нащупал в кармане Курносого. Достал его, разомкнул рамку. Поглядел на сверкающие донышки пуль, закрыл. Сунул револьвер в карман.