Шагающая смерть
Шрифт:
– У вас есть еще 20 часов. – Омигато отключил связь, возвращаясь в невесомость своего жилища.
Двадцать часов. По крайней мере столько местные власти смогут держать ситуацию под контролем. При известии о Танисской Бойне как обычно последовала неизбежная волна тревоги. В офисе губернатора не смолкали звонки, запросы сыпались один за другим, да еще жалобы, угрозы, требования объяснений, проведения официального расследования. В 18 городах милицейские части были приведены в состояние полной боевой готовности, хотя оставалось неясным, собираются ли они обеспечивать мир и порядок на своей территории или же готовятся к нападению на войска Гегемонии.
Официальное заявление, уже составленное
Танисская Бойня произошла около 40 часов тому назад, и уже поступили тревожные сообщения, что не все прошло согласно плана. По крайней мере в одном отношении. Очевидно, население города получило предупреждение о готовящемся штурме, что позволило многим жителям спастись бегством, преодолев каким-то образом заградительный кордон из морских пехотинцев, поставленный вокруг Таниса, чтобы останавливать таких беженцев. Один из самых главных лидеров повстанцев, Джеймис Мэттингли, объявился живым в Сидоне, небольшом городке в 30 километрах от Таниса. По поступающим от очевидцев сообщениям, он и другие распространяли сейчас информацию, взятую из своих ОЗУ, о нападении, свидетельствующую о том, что в штурме и расправе над беззащитными гражданскими участвовали имперские страйдеры и пехота.
Конечно, было бы лучше, если бы операцию провели точнее, чище, не оставив живых свидетелей, но Омигато уже приспосабливался к новой ситуации. Как только воспоминания Камерона, заверенные должным образом, будут обнародованы, положение изменится. Две стороны, обвиняющие друг друга – радикалы против правительства, кучка безумцев против тех, кто твердо знает, что подобное не могло случиться. Общественное мнение Эриду расколется, поляризуется, так что раскол может даже привести к столкновениям между мятежниками и правительством. Многие, возможно, даже большинство будут чувствовать, что нападение имперских сил на Танисе – это нечто невероятное, не имеющее логики, а потому посчитают подобные утверждения пропагандистской уловкой «зеленых» или какой-то другой группы. И все это послужит прекрасным поводом для столь необходимого прямого вмешательства – считай интервенции – Империи.
Чтобы там не произошло на Эриду, настоящее сражение будет выиграно по одной простой причине – Империя контролирует звездолеты, а следовательно, средства коммуникации между звездными системами. До Земли, до Дворца Императора дойдут известия о том, что этот Дэвис Камерон, гайджин, которому доверили столь важную задачу, как установление контакта с ксенофобами, лишился рассудка… возможно, под влиянием нервного стресса от знакомства с чужаками во время экспедиции на Алия, а возможно потому, что сами ксенофобы каким-то образом подчинили его своему контролю.
Уже одно это будет победой, которую так долго ждал – и искал – Омигато. Прогайджинские элементы, окопавшиеся в правительстве Его Величества и в ближайшем окружении, будут дискредитированы раз и навсегда. Сам Император – смеет ли он на это надеяться? – решит признать свою личную ответственность за то, что случилось. А следующим в порядке императорского наследования окажется адмирал Флота Мунимори, тоже, как и Омигато, член Фракции Кансей.
Что же касается Эриду, то, решил Омигато, в конце концов, не имеет значения, знают местные жители сопричастности к событиям в Танисе Империи или нет. Так или иначе, повод для того, чтобы обратить всю мощь Гегемонии и Империи против мятежного населения Эриду найден. Остается только ждать, пока Его Величество осознает положение и наделит его полномочиями по решению всего комплекса проблем.
А уж он, Омигато, сделает все, как следует.
Дэв очнулся. Он снова лежал на койке в своей узкой, без окон камере. Какие жуткие, мрачные сны… Не сны, или точнее… сны, но не его. Кошмары, порожденные компьютером, или закачанные в его память через цефлинк кем-то другим.
Весь дрожа, Дэв сел, опустил ноги на пол, ощущая босыми подошвами его холодную шероховатость. Сейчас, в перерыве между сеансами, он знал, что они пытаются сделать с ним. Как у всех обладателей ОЗУ-имплантанта, у него было два вида памяти: одна – биологическая, другая – искусственная. Биологическую память можно обмануть, затуманить или даже стереть с помощью лекарств, наркотиков, но единственный способ умышленно имплантировать фальшивую память – это гипноз, получивший печальную известность весьма ненадежного метода, или же «закачка» фальсифицированной информации через цефлинк.
Ему доводилось слышать об этом, но лишь на уровне передаваемых шепотом слухов, мрачных и неясных, часто безосновательных и пустых. Называлось это все «перезапись». Когда-то военные пользовались данной технологией, чтобы вносить изменения и дополнения в сведения, уже заложенные в их ОЗУ. В отличие от органического мозга его внутричерепное оперативное запоминающее устройство не было столь разборчиво и могло принять все, что для него приготовят. Цель того, что с ним делают, это исказить восприятие реальности, уничтожить барьеры сознания, отделяющие правду от лжи. Если процесс «перезаписи» затянется, то он либо забудет все и воспримет их память, либо окончательно и бесповоротно спятит. Безрадостная перспектива…
Дэв чувствовал, что уже сейчас с памятью не все в порядке. Он помнил, как его доставили сюда, на некую военную базу неподалеку от Библа, как ему казалось. Он помнил, что сразу же после возвращения в Винчестер, его вытащили из страйдера и одели на голову какое-то устройство, напоминающее коммус, и подключили его ко всем трем разъемам.
После этого все и началось: реальность путалась, смещалась… Дьявольское приспособление, закрепленное на затылке, они называли «канринин», что, как он знал, означает «контролер». Оно применялось для того, чтобы, действуя через цефлинк, подавить его волю, сделать уступчивым, податливым, согласным со всем тем, что внушат тюремщики, неспособным ни говорить, ни действовать, ни думать по-своему. Дальше Дэв помнил лишь отдельные фрагменты: посадка в вагон в Винчестере… пробел… поездка в каком-то транспорте и, наконец, вот эта камера.
Затем начались допросы.
К несчастью, он помнил их также фрагментарно. Они делали с ним что-то, что дознаватель бодро называл «обработка». Дэв не знал, чему он обязан провалами в памяти – то ли своим мучителям, пытающимся каким-то образом исказить его ощущение времени и реальности, то ли защитной реакции мозга, отключающего сознание в минуты опасности.
Но и то, что сохранилось в памяти, до сих пор вызывало дрожь и желание спрятаться. Он помнил, что лежал обнаженный на каком-то столе со связанными руками и ногами. Помнил блеск скальпелей, пронзительный режущий звук какого-то инструмента, напоминающего паяльную лампу. Помнил, что кричал, кричал, кричал до тех пор, пока не посадил горло и мог только хрипеть. Он помнил, что пытался «вырубиться», забыться, но поток энергии, струящийся через разъемы в мозг, не позволял этого.