Шагающая смерть

Кейт Уильям

Просто… Единение.

– Привет, сержант, – сказал он незнакомым голосом, приглушенным маской. Дэв почти не мог говорить. Образы, мысли… Ощущение чужеродного присутствия едва не заставило его броситься на землю. – Не стрелять. Мне не причинили вреда. Со мной все в порядке. На самом деле…

Нехотя он оторвался от стены, раздался чмокающий звук. Комель остался с ним, и Дэв ощутил голой кожей трепетание его тельца. В том месте, где к нему прикасался Единый, ощущалась прохлада. Снова пахнуло жаром пещеры, как из открытого горнила топки.

С громким стуком, отталкиваясь от стен, сверху спускалась еще одна фигура, пятая по счету. На ней был черный, плотно облегающий тело комбинезон, и гермошлем. Глаза Дэва от изумления расширились.

Катя.

Некоторое время она воевала со сбруей, пытаясь вместо нее отстегнуть шкив, но наконец

сумела освободиться. Тут же она вскинула ружье и решительным шагом направилась к нему.

– Дэв?

– Со мной все в порядке, Катя. – Каким-то шестым чувством он понял, чего стоил ей этот спуск в темноту. – Что ты делаешь здесь?

– Ищу тебя.

Он увидел, как расширились за прозрачным забралом ее глаза. Свет фонарика, установленного на шлеме, скользнул по живой стене.

– Скажи, эта штука, что позади тебя, это то, что я думаю?

Дэв краешком губ улыбнулся.

– Люди, то, что вы видите, – ксенофоб. – Его улыбка стала более широкой. – Но это неподходящее имя. Он не боится нас и не ненавидит. Для него жизнь заключается в строительстве тоннелей, в расширении и воспроизведении, и росте, и вечном, непрерывном поиске тепла, заполнении Камня, превращении Не-Самого в Самого. Но потом встречаешь кого-то, кто заставляет тебя остановиться и подумать…

Уилкинс подошла ближе, но очень осторожно, ствол ее тяжелого пулемета неуверенно подергивался.

– Лейтенант, в ваших словах нет смысла. Может быть, вы начнете снова?

– Подумать только, – медленно произнес Дэв, – все, что от нас требовалось, это попытаться найти объяснение. Я хочу сказать, часть его умерла, и тогда Вселенная вдруг стала выглядеть иначе. – Вздохнув, он покачал головой, вдруг болезненно ощутив, что слова его звучат бессвязно, поскольку он пытается изложить непонятное… чужое. Голова его раскалывалась. – «Оно»… нет, не то слово. Слишком безлично. Просто у нас нет подходящих слов.

Он замолчал и замигал глазами, только что в голову ему пришла другая мысль.

– Лучше положите оружие, люди, – сказал он. – Думаю, теперь нашей войне пришел конец.

Катя во все глаза уставилась на Дэва.

– Можно ли верить этому?

Но Дэв в этих словах услышал то, что скрывалось за ними: «Можем ли мы доверять тебе? Может быть, оно что-то сделало с твоим разумом?»

– Мы можем доверять ему, – тщательно выговаривая слова, сказал он. Слишком много откровений в такой короткий промежуток времени, и они решат, что перед ними стоит не Дэв Камерон. Контакт с существом изменил его, но не в том смысле, как этого боялись люди. Он сделал глубокий вдох и постарался говорить ровным, спокойным голосом. – Это машина. Огромная, сложная машина, собранная из Бог знает какого числа триллионов компьютеров, величиной не больше бактерии. Электромеханические компьютеры, изготовленные, вернее, выращенные из какого-то эквивалента нуклеопротеинов.

Катя с сомнением посмотрела на него.

– Кто вырастил их? Откуда они взялись?

Дэв на минуту задумался, тщательно подбирая слова.

– Между нами и нашими машинами существует что-то вроде симбиоза, так? С помощью нанотехнологии мы можем выращивать компьютеры в наших мозгах, под кожей, превращая их в частицу самих себя. Это наш способ взаимодействия с остальным миром. Сейчас даже трудно представить себе жизнь без них. Понятно? А теперь представьте… некую форму жизни. Я мало что помню об этом – так, отдельные фрагменты из двухмерного фильма, записанного на шершавую пленку. Развивался он на очень старой планете, вращавшейся вокруг красного карлика, глубоко в ее недрах, возможно, в каком-то водяном кармане, подогреваемом расплавленным ядром планеты. Примитивный организм, достигший за многие миллиарды лет своего существования абсолютного пика своего потенциала. Представьте, что было бы, если бы у моллюсков на Земле в процессе эволюции развился интеллект. Запертые глубоко в каменных недрах планеты, они: они были отрезаны от остальной Вселенной. Эволюция, должно быть, протекала медленно, очень медленно, вызывать мутацию и изменения было нечему, разве что естественному радиоактивному излучению скал. Но шла борьба за сырье. За тепло. Они были термоворами, пожирателями тепла, поэтому повсюду искали его. Может быть, это покажется маловероятным, но, скорее всего, именно это послужило стимулом для развития разума, самопознания. Представьте, как они воспринимали Вселенную. Был Сам. Был Камень. В Камне были дыры, проделанные ими… Пустота. He-Камень. Все остальное – вода, тепло – были вариантами Камня.

– Похоже на старое представление об элементах, – сказала Катя. – Земля, Воздух, Огонь, Вода.

Дэв кивнул.

– Что-то вроде упрощенной космологии. Но это вполне вписывалось в тот мир, который был им знаком. Постепенно они овладели нанотехнологией.

– Белиберда, – возразила Уилкинс. – Как после каменного века можно было попасть в век нанотехнологий?

Дэв улыбнулся.

– Для них «каменным веком» была нанотехника. Их первые орудия труда. Они, должно быть, научились манипулировать молекулами собственного тела, может быть, для того, чтобы добывать из камня новое сырье, необходимое для роста. Или, чтобы строить для себя более просторные тоннели. Или, чтобы выделять из камня молекулы кислорода и водорода, чтобы получить воду. Миллионы машин, размером не больше клетки, изготовленные из минералов, добытых из скальной породы, могли соединяться вместе и образовывать более крупные структуры. Машины, которые могли нести органические компоненты этого симбиоза, поддерживать их во влажном состоянии, сохранять жизнь даже тогда, когда высохнут подземные моря или тоннели, уходящие до самого планетного ядра, остынут. Если они достаточно долго трудились над этим, миллионы лет… Я предполагаю, что свой эволюционный путь они начали одновременно с первым Галактическим поколением звезд Популяции I, десять или двенадцать миллиардов лет назад. Но прошло еще восемь или десять миллиардов лет – срок, вдвое больший, чем возраст Земли и других известных нам планет, – прежде, чем они наконец вырвались к звездам. Но и после того, как это случилось, они сохранили все тот же извращенный взгляд на Вселенную.

Дэв попытался объяснить то, что узнал от Единого по разрозненным фрагментам информации, переданной ему в виде образов и ощущений, порой неясный и непонятных.

Большую часть этого периода времени длиной в несколько миллиардов лет ксенофобы развивались бок о бок со своей субмикроскопической технологией, используя в качестве компьютеров особым образом приспособленные белки, где записями служили аналоги нуклеиновых кислот, ферменты работали как кодирующие и считывающие устройства, вирусы – как пакеты заархивированных данных. Таким образом, возникла имитация биологической жизни, где тщательно продуманные форма и содержание служили достижению определенной цели. Отдельные организмы общались между собой, изменяя пакеты данных сначала посредством химических, а потом и электрических процессов. Успешно продуцировалось одно поколение клеток за другим. И какая разница, был ли оригинальный образец искусственным или естественным? Поскольку различия между органическим и неорганическим исчезли, исчезли и различия между индивидуумами. Подобно тому, как отдельные нейроны соединяются между собой, образуя разветвленную нервную сеть, способную воспринимать, обрабатывать и хранить данные, так и множество индивидуумов, связанных между собой посредством бесконечных, пронизывающих планетную кору полостей и тоннелей, протяженностью в сотни миллионов километров, стали Единым.

Как и в случае с любой формой жизни, изменение заставляет работать механизмы адаптации. Подземные моря пересохли; Единый производил собственную воду, одновременно приспосабливая субстанции своей формы к более жестким условиям окружающей среды, для этого он снабдил каждую из них желатиновыми, наполненными водой раковинами. Ядро планеты продолжало сжиматься и остывать; Единый расширял свои пещеры, он научился, используя электромагнитные поля, деформировать скальную породу таким образом, что в ней образовывались легко проходимые пути, научился преобразовывать камень, дезинтегрируя его до атомов, в формы, которые служили его потребностям. В результате Единый превратил всю кору планеты в огромную машину, собирающую и передающую тепло.

– Но мир их умирал, – продолжил Дэв. – Немного тепла они получали от своего солнца, но они не могли не знать, что рано или поздно ядро их планеты совершенно остынет и станет мертвым. Для них это означало конец.

– И тогда они научились строить космические корабли? – спросила Катя. – Но я не понимаю, как это можно делать без высокоразвитой тяжелой промышленности. Нельзя изготовить двигатели для перемещения в К-Т континууме из клеток.

– ДалРиссы выращивают свои корабли, – напомнил ей Дэв. – И они не используют гиперпространство. В случае с Единым все было еще проще. Ты помнишь транспортные модули?