Шаги в глубину
Шрифт:
— Это битва корпораций, да?
— Да.
— И как это понимать?
— Можно только д-догадываться. Одно точно: ты не синхронизировалась с «Телесфором» между Паракаисом и тем сражением.
Вот и ты, последний кусочек. А ведь как все просто, оказывается, а? Есть у нас хитрый-прехитрый корабль, который любит и умеет побеждать. С веселым ВИ, толстыми щитами, мощными двигателями и мистической установкой в заднице. Но размножать себя в военных целях фрегат умеет только при нужном пилоте. Вот тут начинается самое интересное. Корабль берет подходящего
Устраивает…
Сон, где меня полосовали все кому не лень. Где меня отшлепала Мария, где меня взломал Олег, где отвернулся Дональд, чтобы быть убитым Реей.
«Да что ж ты мне устроил, сучий ты фрегат?!»
— Ты т-так и не рассказала, что пережила, — сумрачно сказал Дональд. — Мерзко было, да?
Я кивнула. Оказывается, весь этот бред мне показали, чтобы переписать меня — меня! — на драную болванку. Как биржевую статистику. Как курсопрокладочные данные. Просто тест, из-за которого я посмотрела самое шикарное кино в своей жизни.
— Ты п-поняла?
— О да, — сказала я. — О да. Я все поняла.
— Точно?
В глазах у обормота обнаружилось сомнение, и меня вдруг осенило: а ведь впрямь — я дура.
Но именно дура — не психичка.
— Т-теперь верю, — сказал Дональд и улыбнулся. — Поняла, за что м-мы пили?
— Ага, поняла.
Ты слышишь, мама? Твоя дочь не сумасшедшая! Отвали от меня, поняла? Просто от-ва-ли!
Вставая с ложемента, я глубоко вдохнула: прохладно, пахнет охладителем, синтетикой и немного — спиртом. Пьянкой моей победы пахнет, чертовой пьянкой победы.
— Здорово, п-правда? — спросил Дональд.
— Что — здорово? Что на меня завели дело? Или что мне взломали мозги?
Я улыбалась — проговаривала вслух страшные вещи и улыбалась.
— Здорово, что ты — это ты.
А ведь ничего толком не изменилось. У меня было мое прошлое, я, пожалуй, как обычно, выпью снотворное на ночь и вряд ли смогу доверять снам, но все равно. Все равно, потому что я — это и в самом деле я.
— Ты прав, обормот, — весело сообщила я.
— Об… Обормот?
Ой. Вот это было неожиданно, но мне сейчас все можно. Я подошла к Дональду и ткнула губами его в щеку.
— Спасибо.
— П-пожалуйста…
Вот так мы и стояли, пока я не поняла, что вижу только глаза, а взмокшую верхнюю губу щекочет чужое дыхание. «Щекотно, обормот. Очень».
— А-алекса…
Картинка быстро сменилась: я увидела и синюю жилку на его виске, и расширенные зрачки, и бисеринки пота на скулах.
— Вижу, — прохрипела я. — Быстро в медотсек.
«Проклятое“ второе касание” »,— думала я, забрасывая руку ватного капитана себе на плечо. Ничего страшного — не умер же сразу, теперь и подавно не умрет, но спазм лучше убрать. И вообще: ты опять все испортила, Алекса. Только наладилась жизнь — и ты опять все испортила.
Я тащила в медотсек парня, которого чуть не поцеловала, кривилась от досады — и улыбалась.
* * *
— Если после вашего секса мне придется собирать его из кусков, я не удивлюсь, — сказала Мария, подумала и добавила: — Впрочем, нет. Я удивлюсь, что у вас был секс.
Потолок медотсека выглядел как любой другой в корабле, но сегодня я валялась на «разделочном» столе просто так — забросив ногу на ногу и рассматривая окрестности. У меня ничего не болит, с Донни все хорошо, Мария вон нацелилась меня подоставать — все просто здорово, так здорово, что и не передать.
— Мария, тебе идет такой треп.
— Ты что-то сказала? — рассеянно переспросила докторша, отрываясь от экрана. — Прекратила глупо улыбаться и что-то сказала?
— Говорю, ты, когда треплешься о сексе, кажешься моложе. Лет на пятьдесят. Или шестьдесят. Я в больших числах не очень разбираюсь.
— Юмор — это хорошо, — сказала Карпцова и закрыла что-то на экране. — Значит, мозг от неудавшегося поцелуя не пострадал.
Я послала ей воздушный поцелуй и снова уставилась в потолок. Докторша противно пощелкала пальцами, размяла их в духе детской гимнастики.
— Ты как насчет поесть, Алекса?
— Положительно.
— Ну, тогда идем.
Карпцова встала, убрала непослушную челку с лица. Докторша была чем-то невыразимо довольна, что, впрочем, меня устраивало.
У кухонного комбайна было пусто, кто-то — почти наверняка Дюпон — опять не утилизировал недоеденное.
— Надень ему уже на голову когда-нибудь, — посоветовала Мария, поглядывая на меня. — В самом деле, сколько можно свинство разводить?
— Да надену, надену. Просто при мне он обычно не забывает.
— Ну, тебя все боятся, — докторша плюхнулась с тарелкой за стол. — Даже я вот опасаюсь.
Я решила на провокации не поддаваться. У меня до сих пор приятно шумело в голове, откуда убежало выдуманное машиной безумие, и даже на белковый концентрат я смотрела с умилением.
— Куда мы летим? — спросила Карпцова, когда я уселась напротив нее. — Опять туда, где будет что-нибудь неожиданное и ужасное?
— Просто сверхдальняя доставка, — повела плечами я. — Хотя она мне и не нравится.
— А что там?
— Много научного, медицинского оборудования и почти восемнадцать тонн стекла.
Карпцова подняла голову и только спустя несколько секунд догадалась облизнуть с губы кусочек желе.
— Чего?
— Стекла. Стеклянные слитки по три килограмма.
— Стекло, — пробормотала Мария и вернулась к еде. — Может, какое-то ценное?
Я запустила ложку гулять между пальцами: указательный, средний, безымянный, мизинец — мизинец, безымянный…