Шаги за спиной
Шрифт:
Настроение немного улучшилось, подбодренный, он двинулся дальше. На другой стороне улицы желтело областное училище культуры. Это заведение Круглов любил особо, здание было построено давно и успело изрядно врасти в землю, так что окна первого этажа находились почти вровень с тротуаром. Он обожал подходить к окну, прилипать к стеклу, так чтобы лицо расплющивалось о стекло погаже, и пялиться.
Очень скоро музыканты сбивались и начинали смотреть на него. Музыка ломалась.
Если настроение было совсем уж плохое и если композиторы не реагировали, парень прибегал к проверенному способу – извлекал из кармана кусочек пенопласта и медленно водил им по стеклу. Звук получался восхитительный, тонкий слух музыкантов расстраивался, они начинали фальшивить и нервничать, педагоги приходили в ужас и начинали орать. Настроение расцветало.
Впрочем, можно было и не вредничать, смотреть на воспитанников и без того забавно – все выглядели слишком уж одухотворенно и играли слишком уж плохо.
Сегодня музыкантов почему-то не наблюдалось, Круглов шагал вдоль окон, но ни за роялями, ни за арфами, ни за баянами никто не сидел. Зато со второго этажа доносилось что-то странное, оркестр заунывно играл не менее заунывную музыку. И тревожную еще, от которой хотелось бежать.
Круглов проследовал мимо училища к небольшому скверу, остановился возле фонтана. Музыка не давала покоя, почему-то хотелось послушать ее еще. Что-то в ней…
Он не вытерпел и вернулся к обители муз. Оркестр продолжал играть, и вдруг Круглов узнал, что это за музыка.
Реквием.
Ну да, тот самый, Моцарта, Круглов прекрасно помнил «Амадея» и чем все там закончилось.
Играли, правда, не очень хорошо, спотыкачно, но все равно.
Настроение расстроилось окончательно, парень шагал к месту встречи с Сомёнковой, а в башке у него гремела заупокойная месса, и скверное исполнение каким-то образом усиливало ее воздействие. От этого любоваться театром оперы расхотелось, да и не получилось бы – он оказался погружен в состояние реставрации. Круглов купил мороженое и направился к парку.
Пломбир попался хороший, даже неожиданно хороший, Витька увлекся, обгрызая по краям шоколад и выуживая изюм, и подумывал – не купить ли у следующего ларька вторую порцию? А еще он обдумывал следующий шаг. Блуп сработал, кажется, неплохо, теперь необходимо было укоренить страхи и чуть-чуть подпустить паники. Например, с помощью…
Тут Круглов запнулся о возмутительный штырь, торчащий из асфальта. Палочка от мороженого вонзилась в нёбо.
А показалось, что прямо в мозг, в самую серединку, пробила его насквозь и выскочила прямо из макушки.
Круглов завыл. Рот почти сразу наполнился кровью, палочка оказалась расщепленной, с двумя острыми концами. Мороженое упало, парень выдернул изо рта маленькую пику, сплюнул.
Кровь продолжала заполнять рот, Круглов отошел к дереву и стал ее сплевывать. Кровь не останавливалась, ранка была небольшая, но, похоже, глубокая. Он пытался заткнуть ее языком, не получилось. Зато его посетила забавная мысль – он достал жвачку, быстренько разжевал, отделил зубами небольшой кусочек и запломбировал им дырку.
Получилось.
Круглов выдохнул, послал проклятие производителям палочек и поспешил в парк.
Сомёнкова поджидала его возле карусели. С зонтиком – маленький аккуратный зонтик Сомёнковой напротив большого драного зонтика карусели. Круглов пощупал жвачку, затыкающую дырку в его нёбе, и подумал, что Сомёнкова очень хорошо совпадает с общим осенним видом парка. Если бы он умел рисовать, он бы ее, пожалуй, нарисовал. Осенняя карусель, красиво…
Аня заметила его и помахала. Парень помахал ей в ответ.
Они встретились, она протянула руку, и он ее пожал.
– Что с глазом?
Круглов пощупал щеку. Надо было очки надеть, забыл.
– Попал под лошадь, – ответил он. – А у тебя как?
– Что как? – спросила в ответ девушка.
– Ну, Любка как?
– Не пришла сегодня. Действует, что ли?
Витька пожал плечами.
– Она раньше пропускала?
– Никогда.
– Значит, действует. Будем продолжать?
Сомёнкова задумалась буквально на мгновение, сомнения, отметил Круглов, сомнения, а через секунду она ответила:
– А как же.
– Тогда…
Он вдруг понял, что совершенно забыл про свой план. Он его придумал быстро, за несколько секунд, и так же быстро забыл при уколе.
– Что мне еще сделать? – спросила Аня. – Слепить чучелко из воска, приклеить к его башке Любкин волос и нашпиговать раскаленными иглами? Так?
– Лучше по-простому – волчью яму. Чего с вуду возиться, это далеко не всегда эффективно…
– Волчью яму я уже пробовала, – ответила Сомёнкова. – Не получилось, у Любки волчье же чутье, не попалась.
– В тебе проснулось чувство юмора, – усмехнулся Круглов. – Это хорошо. Может, не надо дальше-то?
– Надо, – твердо сказала девушка. – Надо.
– Как знаешь. Твой следующий шаг… Начинай ей звонить.
– Звонить?
– Угу, – подтвердил Витька. – Только так. И не иначе.
– Почему звонок?
– Тут все просто. Во-первых, звонок – это всегда неожиданность, что само по себе чертовски пугает. Во-вторых, звонок – это как крик козодоя. Ты знаешь, кто такой козодой?
– Он кричит… – с неуверенностью ответила Сомёнкова.
– Верное замечание.
Круглов почувствовал, что ему нравится в компании с Аней. Она… С ней как-то спокойнее. И чувствует он себя увереннее.
– А почему он так называется, знаешь?
– Коз доит? – спросила Сомёнкова.
– Наверное… А знаешь, когда под окном завывает козодой, что это значит?
– Смерть, наверное, – предположила она.
– И смерть, конечно, тоже. Смерть, болезни, неудачи… Сейчас в городе козодоя трудно встретить, поэтому его место занимает звонок. Звенит звонок – и человек внутренне вздрагивает.