Шаги за спиной
Шрифт:
Двенадцатая аудитория оказалась довольно большой и замусоренной, Круглов выбрал парту в последнем ряду, ветхую, исписанную печальными стихами и признаниями, устроился по возможности удобно и стал слушать.
Лысый дядька рассказывал про введение в теорию относительности, рисовал на доске иксы, игреки и другие математические закорюки, Круглов наблюдал за Любкой.
Любка как Любка, блондинка, красивая шея, прямая спина, осанка, выражающая усердие. Не ведьма. Нет, он не встречал настоящих ведьм в жизни, но почему-то был уверен в том, что опознает их обязательно. А тут девчонка
Витька почувствовал усталость. Она села на плечи тяжелым мешком, так что он на всякий случай оглянулся, разумеется, никого. Витамины надо бы попить. Или, может быть, в солярий записаться. Он представил себя в солярии. В нем было еще жарче, а справа по трубе ползла жирная мышь…
Круглов открыл глаза в темноте. Аудитория была пуста, свет выключен. Он вскочил, запнулся, упал, опрокинув на себя несколько стульев. Еще скатился по лестнице, так, чуть-чуть, на восемь ступенек всего, ушиб копчика, вывих пальца, и весьма неприятно вляпался в жвачку, в изобилии прилепленную повсюду. Жвачка оказалась липкой, вонючей и неуступчивой, парень попытался размазать ее по подвернувшемуся стулу, однако не получилось.
Круглов сел на ступеньку.
В аудитории пахло сеном. Почему? С чего бы тут пахло сеном…
Он достал телефон, проверил время. Ого и ого-го, почти десять. Прекрасно… Он пнул стол и направился к выходу. Дверь, конечно же, оказалась закрытой, впрочем, его это не особо смутило, он достал универсальный ножик и через пять минут отщелкнул язычок замка. Вышел в коридор.
В здании уже никого не было. В пальцах продолжало оставаться омерзительное ощущение липкости и сахара, а еще Круглов думал о том, что на этой жвачке сохранилась чья-то слюна, переполненная многочисленными микробами и бациллами. Смириться с этим было совсем нельзя, Витька огляделся и направился прямиком к туалету.
Он был в «деревяшке» впервые, но туалет разыскал без особого труда – в конце коридора. Включил свет. Неплохо. В туалете то есть неплохо, ремонт недавно сделан, можно сказать, евроремонт. Блеск, хром, фаянс, плитка хорошая, электрополотенца. Восемь кабинок.
Круглов приблизился к раковине и принялся мыть руки. Жвачка расплавилась и прилипла к пальцам крепко, отмывалась с трудом, он выдернул из держателя бумажное полотенце и принялся оттирать жвачку от рук. Вода из крана текла холодная, пальцы ныли.
Наконец резинка отстала. Парень сполоснул руки, поднес их к электросушителю. Прибор загудел, в ладони потекло тепло. Это оказалось весьма приятным ощущением – отогреть пальцы после ледяной воды, он зажмурил глаза, поднес пальцы ближе к сушилке…
Прибор отключился, и Круглов услышал – по коридору шагали. На каблуках. То есть на каблучках даже – цок-цок.
Странный звук в ночных коридорах. На каблучках, цок-цок, и прямо сюда…
Копыта!
Парень почувствовал холод. По спине, от пояса до позвоночника… Он стоял возле стены, приложившись к трубе, отсюда и холод. Шаги приближались. Цок-цок-цок. Вахтерша! Увидела, что включился свет, решила погасить, выполняет свои прямые обязанности.
Круглов испугался. Очень сильно. Он вдруг подумал, что остался один в этом большом здании, нет никакой вахтерши, ушла она, там у них пост электронной охраны, а чоповец сканворд разгадывает, мозг отключил. И теперь здесь только он и еще… Вот эти шаги.
Перехватило дыхание. Перекрыло, точно рукой сжало горло. Круглов рванул в ближайшую кабинку, закрыл дверь, задержал дыхание. Огляделся, заметил, что бумаги нет, а на правой стенке написаны обидные стихи, посвященные преподавательскому составу. Он выдохнул, уселся на унитаз и на всякий случай схватился за ручку. Конечно, замок здесь хлипенький, не выдержит, да и дверь не очень, и вообще…
Триллер. В голливудских молодежных ужастиках герои регулярно прятались в туалетах, и их там регулярно убивали.
Круглов забрался на унитаз. Так всегда делали люди в кино. Стало вдруг смешно. То есть совсем смешно…
Дверь в туалет открылась. Петли не скрипнули, но Витька почувствовал, как колыхнулся воздух. В туалет кто-то вошел. Цокающими шагами.
Тихо. Этот кто-то вошел и…
И все.
Он замер, не было слышно ни дыхания, ни движения, казалось, что в туалете замер сам воздух. Это продолжалось долго, Круглов стоял на крышке унитаза, держась руками за стенки, не очень удобно. Он начал думать уже, что все это ему примерещилось…
Заработала сушилка. Круглов вдруг вспомнил, как она правильно называется – электрополотенце. Электрополотенце жужжало. Кажется, оно жужжит по тридцать секунд на каждого.
Выключилось. Опять зажужжало. Выключилось. Вздох. Не вздох даже, полурычание. Стало уже очень страшно.
Снова шаги. Они изменились. Цоканье исчезло, шаги звучали глухо, они направились к крайней кабинке. Вошедший начал проверять двери. Пинками.
Дико страшно. Так страшно, что начали дрожать ноги, от пяток до колен. И хотелось взвыть.
Гость выбивал кабинки. И приближался. Четыре, три, две…
Удара не последовало.
Круглов чувствовал, как гость стоит совсем рядом. В полуметре от него, за тонкой пластиковой перегородкой. Парню почудилось, что он слышит запах мокрых валенок. Или мокрых тряпок, что-то такое…
За ручку двери дернули. Так дернули, что содрогнулась вся кабинка. Круглов решил, что сейчас дернут еще и защелка не выдержит, но этого не произошло.
В дверь постучали.
Несильно так, можно сказать, вежливо, одним пальчиком. А потом по двери пополз скрип. Круглов очень хорошо знал, как получается такой скрип. Пенопласт по стеклу. Гвоздь по железу, он сам так частенько делал.
Терпеливо так, скрип, скрип, ты здесь, я знаю, ты здесь, я чую, свежее, свежее мяско.
В коридоре брякнуло.
– Кто тут шарится? – спросил раздражительный голос. – Я в милицию уже позвонила! Они уже едут!
Витька оттолкнулся от стен и от унитаза одновременно, вышиб дверь и выскочил из кабинки. Вахтерша оказалась отнюдь не старушкой, а тетенькой лет шестидесяти, вполне себе, кстати, гренадерских размеров. Со шваброй и с тряпкой, значит, не вахтерша, а вполне себе уборщица.