Шагнуть в неизвестность
Шрифт:
Летающих сатиров изначально считалось и высмотреть сложнее, и убить, но молодая воительница в ответ покачала головой:
— К сожалению, не восемь, а только семь зроаков. Одного я выменяла на кречи. Так что худо-бедно, но и счет второго десятка у меня открыт.
Такое делать в одном бою и в одном подразделении тоже не возбранялось, но когда только она успела совершить обмен? Раздосадованная Апаша поспешила в той паре лучников, которые сшибли кречи с дерева, и стала возмущаться:
— С какой это стати
Те тоже не первый год в полку служили, так что отвечали хоть и вежливо, но без страха, скорее даже с самодовольством:
— Ну как не поменяться, если сама героиня попросила?
— К тому же она нам взамен командира зроаков дала, а у него вон сколько всего ценного и дорогостоящего.
Они указали на кучу вещей, снятых с убитого врага, и зауве ничего не оставалось делать, как отойти с потемневшим лицом. Но по всему ее виду и учащенному дыханию становилось понятно: ненависть к молодой противнице у нее только усилилась.
Об этом подумало и командование, которое тоже через определенное время добралось до центра леса, дабы собственными глазами обозреть итоги беспримерного по удаче рейда. Все-таки за последний десяток лет такого не случалось: столько убитых врагов и ни одного потерянного бойца со своей стороны.
Все замечающий и соображающий Олкаф Дроон сделал доклад вначале чисто официальный, а потом уже стал делиться своими выводами и соображениями.
— Ничего не могу посоветовать, но знаю только одно: дуэли допустить никак нельзя! — горячился он. — Делайте что хотите, но…
— А поконкретнее можешь? — оборвал командира разведки полковник. — Это мы и без тебя знаем, чего нельзя допускать. И так удивляюсь, как Ивлаевы отсрочку сумели организовать.
— Может, троицу срочно куда-то отправить? — стал предлагать майор. — Допустим, в соседний полк, который на границе с Шартикой. Или в столицу, за личной наградой от императора. А? Вроде как положено представить.
— Согласен, представим обязательно. Но раньше письменного приказа из Рушатрона я их отправить туда не имею права. А тут пока согласуют, пока утвердят, пока сам император подпишет — так уже и месяц пройдет. А за это время эти гордые дворянки обязательно сцепятся.
Он тяжело вздохнул, озирая взглядом ярко освещенную поляну. Зато хитро прищурился командир разведки, в голове которого мелькнула крамольная мысль:
— Как я понимаю, для благого дела можно и на обман пойти? — Дождавшись неуверенных кивков, он продолжил: — Давайте на их фамильной гордости и сыграем. Вернее, на фамильной гордости Апаши. Сами ведь знаете, как она готова за своих родственников глотки рвать.
— При чем здесь родственники? — фыркнул полковник.
Но майор сразу уловил контур идеи:
— Давай, давай дальше!..
— Сделаем какое-нибудь письмецо, якобы ответ на официальный запрос командования полка, который мы, мол, сразу сделали еще в Рушатроне. Дескать, для полной конкретизации рода Ивлаевых просим дать точные сведения о ее княжеском роде. Ну или что там в тех Пимонских горах можно отыскать. И в ответе будет указано, что такие не просто существуют, но и имеют прямую связь с семьей заувы Грозовой. Детали этой связи можно продумать утром, на свежую голову. А потом это письмецо подкинуть так, чтобы его и Апаша прочитала. — Ветеран разведки самодовольно улыбнулся: — Как вам идейка?
— М-да! — зацокал языком майор, — У тебя и ночью голова свежей остается.
— Потому и убить меня трудно!
— Все-таки такое будет не совсем законно, — сомневался командир полка. — Вдруг потом что-то изменится? Или заува отыщет точные, но совсем противоречивые сведения? Как бы хуже не получилось.
— Хуже не получится, — продолжил убеждать Олкаф. — На это времени уйдет масса, да и письмо обязательно надо уничтожить. А потом ссылаться на то, что и где-то в архивах что-то бюрократы напутали. Нашей, мол, вины в этом вообще нет. Вдобавок взыскание Апаше влепить, чтобы чужие письма не читала.
Полковник многозначительно переглянулся с майором, который коротко хохотнул:
— Да нет, все нормально. Я всегда радовался, что это v нас такой командир разведки, а не у зроаков. Иначе лично бы повесил.
Все трое неожиданно рассмеялись, привлекая к себе внимание подчиненных. Но у тех только и мелькнули мысли в голове: «Радуются! Ну еще бы! Такая слава для полка, почет, награды! Может, и обед днем праздничный устроят по этому поводу? Вот здорово будет!»
А о чем еще воин думает, когда его командиры радуются?
Глава двадцать вторая
УХОД ОТ ПОГОНИ
— Очнись! Да что с тобой?! Борис! Мать твою!
Эти понукания и мокрая вода у меня на щеках и за воротом вернули меня к действительности, я открыл глаза и сразу их закрыл от страха. Потому что, пока отключился, перенесся, словно во сне, в свою спальню деревенского дома в Лаповке. А события последних дней, а то и недели не сразу вернулись в мою головешку. Вот и вздрогнул от не узнавания жуткой, гротескно разрисованной хари, вплотную пялящейся на меня из густого тумана.
Кажется, товарищ догадался об этом по моей реакции:
— Борис, это же я, Леонид! Это у меня просто шрамы на лице и черная краска!
Вот после такой «наводки» в мозгах прояснилось, я почти все вспомнил, уже вполне осознанно открыл глаза и с облегчением выдохнул:
— Уф! А мне вначале какое-то чудовище померещилось. Извини.
Он помог мне усесться, и я сразу почувствовал три неприятные вещи.
Но если с влагой у меня на груди и животе можно было мириться, то остальное меня насторожило.